Вопросы принимаются в новом разделе сайта →
Вопросы принимаются в новом разделе сайта →
Спрашивает:
Отвечает:
Церковная характеристика гласов на основании текстов песнопений.
Гласы первый, второй, третий.
Для того, чтобы получить полную правильную характеристику нашего осмогласия по каждому гласу в отдельности, надо обратиться к самому осмогласию и, прежде всего, к тексту его песнопений. Лучшим материалом для этого могут служить Богородичны - догматики восьми гласов: в них содержатся основные идеи, свойственные каждому гласу. Однако, являясь прототипом в главном, догматик не может дать исчерпывающей характеристики данного гласа: гласы многогранны, и на примере одного песнопения невозможно выразить полного содержания гласа в целом. Поэтому гласы надо изучать по всем песнопениям, а не по одному. После догматиков очень важное значение в этом отношении имеют воскресные тропари и восемь стихир из чина погребения мирян, творения святого Иоанна Дамаскина. Рассмотрим все эти песнопения, начиная с первого гласа.
Вот перед нами догматик первого гласа Всемирную славу. Здесь песнописец призывает воспеть Марию-Деву как возрастившую славу всего мира и Владыку Господа родившую, Величественную Деву, ставшую Небесной дверью, через которую пришел на землю Господь, Деву-Матерь видимого и невидимого мира, разрушившую "преграждение вражды" этих двух миров, водворившую мир и отверзшую врата Небесного Царствия. Изобразив как бы на иконе это величественное земное "Небо и храм Божества", богопросвещенный поэт-художник мысленно поднимает этот образ, как некую хоругвь, перед Церковью и, указывая на него как на утверждение нашей веры, велегласно и торжественно призывает "людей Божиих" к дерзновению перед лицом видимых и невидимых врагов Церкви, - как бы к некоему триумфальному шествию, ибо Тот, чьи эти люди, несомненно, победит этих врагов, как Всесильный.
Здесь нетрудно приметить основные идеи мелодической философии первого гласа, а именно: начало всемирной славы, небесное великолепие открывшегося Царствия (врата), песнь бесплотных Сил и удобрение (смягчение, доброта, увлечение) верных и объединение обоих миров в общем торжестве. Все эти черты можно встретить и во многих других песнопениях первого гласа в той или иной мере, с некоторыми дополнениями других идей, свойственных этому гласу.
В воскресном тропаре этого гласа мы видим также картину победоносного исхождения Воскресшего из гроба при тех же "преграждениях вражды" - страже и печати, слышим хвалебную песнь Небесных Сил, прославляющих Воскресение, Царствие и Божественное смотрение Воскресшего Спасителя. Та же идея победоносного шествия (триумфа) слышится и в других праздничных тропарях этого гласа, а именно: в тропарях Богоявления, Сретения, Воздвижения, Успения и Входа Господня в Иерусалим.
Стихира Кая житейская сладость дает противопоставление сладчайшего Небесного света - источника красоты и наслаждения, ложной земной славе и временной "сладости мира сего".
Если мы обратимся к канонам, то и здесь увидим то же самое. Возьмем каноны Твоя победительная десница, Христос рождается, Воскресения день Преукрашенная - везде одна и та же картина: победоносное шествие, соединение Неба и земли в прославлении, небесное величие. Первая песнь канона на Успение Пресвятой Богородицы особенно подчеркивает идею духовного веселия, звучащего в нежном девическом хоре, сопровождаемом звуками тимпанов: это - земной образ ангельского славословия. Священная и славная память Царственной Приснодевы, преукрашенная Божественной (а не человеческой) славой, созывает верующих к веселию; но радость эта срастворена Божественным величием, небесной сладостью и благоговением. Именно такая радость и изображается в мелодии первого гласа.
Два самоподобна этого гласа (Небесных чинов и Прехвальные мученицы) выражают два главных его аспекта - светлую радость бесплотных небесных Сил и духовную сладость земных праведников (верных удобрение). Таковы основные черты и общие начала философии первого гласа. Прежде всего, его можно назвать гласом начала, а именно: предверия воскресения (яко един еси явлей в мире воскресение - 1-я воскресная стихира), спасения (Воскресный утренний прокимен Ныне воскресну, творения и воссоздания (1-я стихира на Господи воззвах в неделю вечера и 2-я в неделю о блудном сыне Познаем, братие , литийные Благовещению и др.), покаяния (хвалитны недели мясопустной и стихиры сырной седмицы 1-го гласа), начала шествия Господа к страданиям (Грядый Господь к вольней страсти , Великий Понедельник), подвижнической жизни (Воскресный антифон 1-го гласа) и т.д. Приведенных примеров вполне достаточно, чтобы сделать правильное заключение о первом гласе. Итак, первый глас - это глас "небошественный", глас Божественного величия, небесной красоты, глас благолепия мира Горнего и духовной сладости мира дольнего, глас примирения Неба с землей во едином триумфе всемирной славы и общего торжества. Его мелодии звучат важно, величественно, с едва заметным оттенком сладостного полумрака.
Важно отметить, что литийные стихиры всех великих праздников, кроме Богоявления, Сретения и Пятидесятницы, написаны в этом гласе. В этом же гласе написаны стихиры воозвах и хвалитны на день Святой Пасхи; да и вся вообще служба этого светоносного дня состоит из песнопений 1-го гласа и параллельного 5-го.
Второй глас есть глас "прохождения", глас, отражающий переходное состояние к лучшему: от ночной тьмы к свету (рассвет), от будничного к праздничному (предпразднество), от временной, земной жизни к вечной (исход души от тела и первые мгновения после него), от детства к зрелости (юность, девство) и т.п. Этот глас интерпретирует те моменты переходного состояния, когда первое еще не совсем миновало, а второе еще не наступило полностью. Все это хорошо отражено в песнопениях второго гласа и в особенности, в догматике, воскресном тропаре и в стихирах погребения мирян.
В кратком догматике отражены все основные идеи второго гласа. В мировом, точнее, общечеловеческом масштабе переход от худшего к лучшему мы видим в переходе от Ветхого Завета - состояния духовного младенчества и мрака (Гал. 3, 23-25) - к Новому, что и выражено в первых словах песнопения. Вторая строка догматика переносит эту идею на Богоматерь, к Которой обращено данное песнопение. Из всех ветхозаветных прообразов, относящихся к Ней, песнописец берет здесь Неопалимую Купину, прообразовавшую центральный момент в жизни Богоматери - Приснодевственное Рождество, ставшее в истории человечества переходным фактором от Ветхого Завета к Новому, а вместе с тем - от обычного (естественного) девства к приснодевственному материнству Самой Пресвятой Девы. Состояние купины, виденной Моисеем, было состоянием, таксказать, средним между состоянием купины негорящей и купины сгоревшей, фактически же это было состояние неопалимости. Купина горела и не сгорала потому, что огонь был невещественный; огонь Божества, коснувшийся Девы, не только не опалил Ее, но и преобразовал Ее естественное девство в лучшее, неповторимое в истории состояние - Приснодевственное материнство. Именно эту идею и передает мелодия второго гласа. Благостное действие огня Неопалимой Купины, вечная юность Приснодевства, срастворенного с "многоразличными добротами" Богоматеринства, являются основными началами философии второго гласа - гласа Неопалимой Купины. Его песнопения, относящиеся к Матери Божией, проникнуты особой нежностью, девственной красотой, а также детской любовию, простотой и преданностью верующей души. Все упование мое на тя возлагаю, Моление теплое, Всех скорбящих радосте (малая вечерня), Благовествует Гавриил (Благовещение), Вся паче смысла - все эти песнопения передают самые нежные, едва уловимые качества, свойственные Приснодевству и Богоматеринству.
Воскресный тропарь второго гласа, как бы дополняя и расширяя основную идею гласа - прохождение, начертанную в догматике, дает нам еще два вида переходного состояния: переход от жизни временной к вечной и переход от обыденного к праздничному (предпраз-днество). Обе эти идеи хорошо выражены и в двух самоподобнах - Егда от древа и Доме Евфрафов.
Как отражающий идею предпразднества, второй глас является, прежде всего, гласом Великой Субботы - первоосновы всякого земного предпразднества. Как известно, тропарь Егда снизшел и самоподобен Егда от древа принадлежат Великой Субботе. На второй же глас написаны и хвалитны стихиры Днесь содержит гроб, Что зримое видение и Приидите видим, в которых даны характерные черты этого великого дня. Интересно отметить, что стихиры эти положены перед Великим славословием - в момент, когда на восточном небосклоне виднеются первые полосы утреннего рассвета. Утреня Великой Субботы начинается в 7-м часу от захода солнца, или в первом часу ночи по нашему исчислению.
С песнопениями Великой Субботы, относящимися к начатку умерших (1 Кор. 15, 20), перекликаются песнопения, положенные в чине погребения православных христиан (этот же глас): смерть Христова - идеал, а Его погребение - прототип: это особенно четко выражено в чине священнического погребения. В стихире Увы мне, яковый подвиг изображено состояние души в момент ее разлучения с телом и в первые часы после разлучения, когда над остывающим бесчувственным телом бывает плач и рыдание на земле. Душевные переживания и скорбные размышления сродников и знаемых почившего, прощающихся с его телом, изображены в стихирах прощания; стихиры эти написаны на подобен Егда от древа.
Но ведь Великая Суббота является не только днем погребения Спасителя: мы чтим ее еще и как навечерие Святой Пасхи - Праздника праздников. В этом отношении первыми ее отголосками являются навечерия Рождества Христова и Богоявления. В предпразднественные дни обоих этих великих праздников положены на повечериях каноны и трипеснецы, подобные тем, какие мы слышим в дни Страстной седмицы, с соответствующими изменениями, а на стиховне - стихиры на подобен Доме Евфрафов, равно как и сам этот самоподобен, в котором слышится тихая, приближающаяся радость грядущего великого праздника. Надо заметить, что на малых вечернях всех великих праздников, кроме Вознесения и Пятидесятницы (малая вечерня - крайний предел предпразднества), стиховные стихиры написаны на подобен Доме Евфрафов.
В навечерия Рождества Христова и Богоявления на Господи воззвах положены стихиры самогласны 2-го гласа. В них с особенной ясностью дан предпразднественный аспект 2-го гласа. Здесь мы слышим уже не тихое предчувствие приближающегося праздника, а сам праздник, стоящий у порога, так сказать, "за дверями" нашего сердца и нашего дома: он уже здесь, рядом, уже дышит на нас теплотой своей, но в то же время строго напоминает нам о своей святости и спрашивает, готовы ли мы принять и ощутить его: Приидите возрадуемся Господеви, настоящую тайну сказующе.
На фоне предпраздничного "покрова" умиления и предвкушения будущей радости мы чувствуем как бы мгновенные вспышки молнии, сопровождаемые раскатами грома: это - Божественные истины, сопутствуемые напоминаниями о нашей греховности. Такой же характер носят и воскресные песнопения второго гласа Со архангелы воспоим и Воскресение Твое Христе Спасе, всю просвети вселенную.
В трактовке идеи Воскресения Христова второй глас, со свойственной ему нежностью, касается тончайших сторон этого величайшего события - сошествия во ад (Божественное всемогущество Его Святой Души по разлучении с Пречистым Телом) и видимой грани, отделяющей Великую Субботу от Светоносного дня Воскресения (момент отверстия Гроба Ангелом): здесь второй глас как бы впитал в себя повествование евангелиста Матфея: Бе же зрак его яко молния (Мф. 28, 1-4).
Соответственно двум самоподобнам, второй глас имеет два оттенка и в большой мелодии, а именно: более светлый, о котором частично уже сказано в начале, и более мрачный, близкий к шестому гласу. В качестве примеров можно указать на приведенную уже стихиру навечерия Приидите возрадуемся Господеви и Приидите вси языцы (Воздвижение, на Господи воззвах).
На второй глас положены стихиры на Господи воззвах в вечер недели сыропустной (переход от невоздержания к посту), в вечер недели Ваий От ветвий и ваий божественного праздника, в неделю Православия и др.
На второй глас положены песнопения особенно трогательные, где выражается умиление, недоумение и другие тончайшие душевные переживания. Так, на этот глас распеваются: первая стиховная стихира Рождества Христова Велие и преславное, На иорданстей реце (1-я стиховная Богоявления), стихиры в день Пятидесятницы (на Господи воззвах) а также трогательные песнопения в честь Матери Божией, о которых уже говорилось. Вообще надо заметить, что второй глас - это глас Божественной любви, самой чистейшей, невыразимой словом, неуловимой мыслью, но познаваемой чистым сердцем младенца и чуткой душой любящей матери.
Очень интересное положение в мелодической философии нашего знаменного осмогласия занимает глас третий. Глас этот -- самый "скудный" и по тексту, и по мелодии. По количеству песнопений он стоит на предпоследнем месте. Такое же место занимает этот глас и по количеству певческих строк (попевок) среди прочих гласов. Из 6379 гласовых песнопений, содержащихся в наших богослужебных книгах (песнопения Октоиха и Общей минеи в этот счет не входят), третьему гласу принадлежат только 177 песнопений, тогда как другие гласы имеют до 1500 и больше. Мелодических строк этот глас имеет только 45, тогда как другие гласы имеют их вдвое больше. Чем же "виноват" третий глас, и почему его так "обидели"? Ответить на поставленный вопрос могут только сами песнопения, принадлежащие этому гласу. Возьмем, прежде всего, догматик. По сравнению с другими догматиками, здесь учение о Лице Иисуса Христа изложено более полно и обстоятельно, особенно в тех местах, где говорится о соединении Естеств во Единой Ипостаси. Эта небесная тайна премудрости и благости Божией, по догматику 7-го гласа, вызывает в нас удивление (7-й глас плагален 3-му); именно такими словами и начинается догматик третьего гласа. Заключительные слова догматика дают, так сказать, направление этому удивлению: оно должно быть радостным и светлым, ибо Матерь-Дева-Владычица ходатайствует о спасении тех, кто православно исповедует Ее Богородицей. Православное размышление о тайных Горнего мира наполняет душу тихой небесной радостью и благословенным покоем.
Истину Воскресения Христова третий глас раскрывает нам именно с этой стороны. Только воскресный тропарь 3-го гласа изображает Воскресение Христово как источник всеобщей радости: в других воскресных тропарях мы этого не видим. В воскресных стихирах это событие также рассматривается как источник света и радости. Достаточно указать на такие, как Просветишася всяческая (3-я воскресная стихира на Господи воззвах) и Страстию Твоею, Христе, омрачивый солнце (стиховня).
В третьей осмогласной стихире чина погребения мирян Царство Небесное называется "жилищем веселящихся" и противопоставляется суете человеческой, которая не только неустойчива и срастворена печалью, как это говорится в стихире Кая житейская сладость, но и кратковременна. Песнопения Постной Триоди, принадлежащие этому гласу, также изображают небесную радость и свет. Все они призывают к духовной радости по случаю наступления Поста - времени духовных подвигов, добродетелей и освобождения от греха (см. стиховные стихиры в понедельник, среду и четверток сырной седмицы, в понедельник и вторник 1-й седмицы Святой Четыредесятницы и в понедельник и вторник 2-й седмицы).
В песнопениях великих праздников (их немного) также слышатся радость, свет и хвала (литийная стихира на день Успения Пресвятой Богородицы и стихиры стиховные в неделю Пятидесятницы вечера). Таким образом, третий глас - это глас сугубо небесный. Его мелодия, вращающаяся в пределах светлого и тресветлого согласий, создает светлый характер; но свет здесь - холодный, лунный; это не бледная светлость второго гласа, похожая на мертвенную бледность, а холодная светлость спящей природы под покровом лунной ночи. Однако покой этот не усыпляет, а наоборот, призывает к бодрости, тихой радости и миру душевному. Состояние это, близкое к состоянию вечного покоя, не многим доступно в наших земных условиях, и Церковь изредка только указывает на него нам. О тайнах Горнего мира мы знаем очень мало, и земными человеческими образами его передать нелегко. Вот почему так мал круг песнопений этого гласа.
Итак, третий глас - это глас земного начала, вернее, предначатия вечной радости, мира, покоя и светлостей будущего века, глас тихих переливов чистого серебра, лунного света или чистейшего источника живой воды.
Гласы четвертый, пятый, шестой.
Совсем другое мы видим в гласе четвертом. Это тоже глас светлый, но его свет подобен свету дневному, солнечному. Четвертый глас - это глас светлого торжества, глас всепразднественный. Радость здесь - не величественная, как в первом, и не тихо-светлая, как в третьем, а именно светло-всепразднественная. Вот почему большинство праздничных песнопений написано в этом гласе.
Сущность четвертого гласа хорошо выражена в догматике. Здесь мы видим небесное возвышение нашего естества в Лице Спасителя, царственное достоинство Богоматери, как Царицы Неба и земли и Ходатаицы вечной жизни, Божественное человеколюбие и богатую милость доброго Пастыря, обновившего человеческий образ, истлевший страстями (Пс. 44, 10-16). Четвертый глас говорит нам о восхождении человеческого естества на высоту небесной славы. Здесь дана идея блистательного торжества, но не триумфа, как это мы видели в первом гласе. Ссылкой на 44 псалом песнописец как бы дает характеристику всему гласу. Четвертый глас можно уподобить летнему солнечному позднему утру, когда на юго-восточной стороне неба сияет солнце, а по остальному пространству чистого небосклона изредка плывут небольшие облака - то светлые, то темно-бурые. Песнопения четвертого гласа, в переводе на цветовой язык, можно сравнить с парчевым облачением, по золотому фону которого изредка видны вышитые темно-бордовые цветы. Такое "соцветие" четвертого гласа объясняется, с одной стороны, его всепразднественностью, а с другой - наличием в нем некоторого оттенка покаянности, напоминания о нашей греховности и о земном характере нашего духовного торжества. Все это можно найти в песнопениях рассматриваемого нами гласа.
Так, воскресный тропарь дает нам идею светлой проповеди Господних учениц о Воскресении Христовом. В четвертой стихире на погребение мирян (осмогласник Дамаскина) обилие вечных благ противопоставляется "мирскому пристрастию", множеству рабов, богатству и "молве" (шуму) житейской. На четвертый глас положены и такие "златотканные" песнопения, как Рождество Твое Христе Боже наш, Рождество твое Богородице Дево, Днесь благоволения: Днесь спасения нашего главизно, тропарь Вознесения Господня и подавляющее большинство тропарей в честь святых мучеников и святителей. Вообще во всех песнопениях этого гласа - стихирах, тропарях, кондаках, ирмосах - говорится о богатстве щедрот, обилии вечных благ, о восхождении нашего естества на высоту Небесную. О радостном, светлом торжестве на земле и о небесном великолепии и славе.
Чтобы яснее представить себе характерные черты четвертого гласа, отличающие этот глас от только что рассмотренных нами трех гласов, приведем песнопения некоторых великих праздников, положенные на четвертый глас, в сравнении с песнопениями тех же праздников, принадлежащими другим гласам. В тропаре Воздвижения изображается Крест, как знамя победы и славы рода христианского; а в кондаке (4-й глас) говорится о восхождении на Крест Христа-Спасителя и щедротах Его. В рождественском тропаре речь идет о всемирном значении Рождества Христова, воссиявшего миру свет разума и научившего человечество поклоняться Солнцу Правды; а в кондаке описаны события, главным образом, непосредственно связанные с самой рождественской ночью, события конкретные, созерцаемые немногими, как небесная тайна (3-й глас). Тропарь Богоявления дает нам величественную картину выступления Спасителя на общественное служение и явления Святой Троицы; а кондак говорит о явлении во вселенной неприступного Света (4-й глас). Тропари и кондаки Рождества и Введения во храм Пресвятой Богородицы принадлежат одному и тому же четвертому гласу, потому что в них говорится об одном и том же светлом праздновании.Солнечным светом и теплом проникнуты стихиры Возсия благодать Твоя Господи (неделя Сыропустная вечера), Наста преполовение дней (преполовение Пятидесятницы), Преславная днесь (неделя Пятидесятницы), Множество народа Господи (неделя Ваий), Всемирная радость (Рождество Богородицы), Одевайся светом яко ризою (Богоявление) и мн.др. Везде слышатся одни и те же идеи: радость, сияние, светлое всепразднественное торжество. Это же мы видим и в канонах четвертого гласа (см. каноны недели Ваий и Пятидесятницы) .
Четвертый глас имеет три самоподобна: один из них (Званый свыше) дает наиболее светлую сторону гласа, а остальные два - более мрачную, "молебную".
Гласы, входящие во вторую четверицу (5-й, 6-й, 7-й, 8-й), являются, как известно, по отношению к гласам первой четверицы плагальными: каждый из них завершает и углубляет содержание своего автентичного гласа. Но об этом речь будет далее.
Пятый глас является завершением и углублением первого. Он завершает величественное шествие глубоким поклонением, при малиновом свете лучей восходящего солнца.
В догматике этого гласа описано завершение перехода евреев через Чермное море как прообраз Воплощения Сына Божия. Воскресный тропарь дает идею поклонения Воскресению Христову. Пятому гласу принадлежат тропари Ангельский собор (поклонение Воскресению при свете восходящего солнца), рождественская стихира Волсви персидстии царие (поклонение как завершение великого путешествия), "похвалы" Великой Субботы, Приидите ублажим (поклонение), стихиры Пасхи и Тебе одеющагося (поклонение).
Пятая стихира чина погребения мирян излагает размышления над обнаженными костями открытой могилы (завершение погребения).
В событиях Воскресения Христова пятый глас подчеркивает сладостное поклонение Воскресшему Господу, как Невечернему Свету: идея духовной сладости 1-го гласа здесь усиливается (стихира воскресная на Господи воззвах). Это же можно найти и в других песнопениях пятого гласа. Взять хотя бы такие, как Приидите взыдем и Божества твоего малу нам зарю (Преображение), Достигше вернии (Великий Понедельник), Тайноводствуя: (Великий Четверток) и др.
В песнопениях пятого гласа иногда слышится призыв к поклонению или сладостное приветствие: Радуйся! (служба на день Успения Пресвятой Богородицы, стихира на литии; самоподобен 5-го гласа Радуйся, живоносный кресте и литийная стихира в день Введения во храм Пресвятой Богородицы). В этих песнопениях звучит идея особой духовной сладости. Сладость эта по своему характеру "тверже" той, что дается во втором гласе, и "гуще", сильнее, теплее сладости первого гласа.
Шестой глас завершает и углубляет идеи второго гласа. Если второй глас мы называем гласом прохождения, то этот можно смело назвать гласом сошествия. Догматик этого гласа называет Матерь Божию Всеблаженной: в нем слышатся ноты печали, умиления, мрака. Но лучше всего характеризует шестой глас прокимен Великой Субботы Положиша мя в рове преисподнем.
Шестой глас - это глас "сени смертной", глас гробовой, глас глубокой ночи, а потому и мелодия его - мрачная. На это указывают нам и песнопения самой Великой Субботы (канон, кондак и стихира - славник на "хвалитех"), а также и воскресные песнопения (тропарь, кондак, 1-я, 2-я и 3-я стихиры на Господи воззвах)
Шестой глас - это глас глубинный: он передает глубокую скорбь, срастворенную, конечно, небесным утешением. Если второй глас мы назвали гласом исхода, то этот следует назвать гласом погребения:ему принадлежат и каноны Страстной седмицы, и канон Великой Субботы, и канон погребения мирян.
В трактовке событий, относящихся к Живоносному Воскресению Спасителя, шестой глас воспевает дела Господа при сошествии Его в глубины ада, связует темы погребения и Воскресения. Это можно видеть в основных Воскресных песнопениях шестого гласа. Как глас глубокой ночи - времени, располагающего душу к богомыслию и душеспасительной скорби, шестой глас близок сердцу благоскорбящего инока - подвижника. Лучшие песнопения в честь святых угодников Божиих, такие, например, как Все отложивше (самоподобен 6-го гласа), Наследниче Божий и Человече Божий (святителям), Преподобне отче, кто исповесть и Преподобнии отцы, во всю землю (преподобным), Благий рабе и другие - принадлежат шестому гласу.
Шестой глас передает углубленное покаяние и сокрушение о грехах (Неделя Сыропустная, стихиры на Господи воззвах) глубокую скорбь об утрате (Канон на повечерии в Великий пяток "о распятии Христове"), грозное самообличение и обличение греха вообще (Великий канон святого Андрея Критского). Но он же иногда дает и духовное умиление, проникнутое тонкой, едва заметной радостью. Эта радость - радость далекая, но не такая, как во втором гласе: здесь она не столько неощутима, сколько непостижима. Шестой глас можно уподобить темной ночи, где среди глубокой темноты видны ясные звезды.
Гласы седьмой и восьмой.
Из всех гласов нашего осмогласия самым скудным по количеству песнопений и музыкальных строк является глас седьмой: ему принадлежат только 37 песнопений по Триодям и Минеям (Октоих в счет не идет), и сам он имеет всего 37 мелодических строк. Являясь плагальным по отношению к третьему гласу, седьмой глас завершает и углубляет идеи своего автентичного гласа. Так, если догматик третьего гласа говорит: Како не дивимся и, насколько возможно, излагает православное учение о Воплощении, то догматик седьмого гласа говорит: пребыла же еси дева паче слова и разума, и чудесе рождества твоего сказати язык не может и проч. Таким образом, если третий глас есть глас предначатия вечной радости, то этот можно назвать гласом "премирным", апокалиптическим, эсхатологическим, гласом неведомого. Это можно видеть в его немногочисленных песнопениях.
Так, воскресный тропарь этого гласа прямо говорит об отверстии рая (слово "рай" в других воскресных тропарях не упоминается вообще). Седьмая стихира чина погребения мирян говорит о положении Первозданного в раю. Тропарь и кондак Преображения Господня, где речь идет о Присносущном Свете, а также канон Пятидесятницы о сошествии Святого Духа принадлежат седьмому гласу. К этому гласу относится и кондак Не ктому пламенное оружие хранит врат едемских: (Неделя Крестопоклонная). Вообще этот глас много говорит о будущем веке, недоведомом и непостижимом.
Текст песнопений седьмого гласа прост, как и отражающая его мелодия, но в этой "простоте" можно встретить такие вещи, над которыми невольно приходится задумываться. Вот, например, 3-я стихира воскресной стиховны: Страшен явился еси Господи, во гробе лежя яко спя: воскрес же тридневен яко силен, Адама совоскресил еси зовуща: Или 2-я стиховная стихира в неделю вечера: Виждь твоя пребеззаконная дела, о душе моя! И почудися, како тя земля носит; како не разседеся; како дивии зверие не снедают тебе; како же и солнце незаходимое сияти тебе не преста;. Таким образом, глас этот выражает нечто великое, непостижимое, страшное, сокрытое под сенью кажущейся простоты. Он величественен и прост, как небесная жизнь, которую он передает. В нем слышится покой, но не ночной и не гробовой, как в шестом гласе, а вечный покой в Боге, слабый земной отголосок Горнего Иерусалима.
Воскресный тропарь и догматик восьмого гласа характеризуют этот глас, как глас полноты, совершенства, высоты, как глас царственный, завершающий земное и указывающий на полноту и совершенство небесного. В других песнопениях, особенно воскресных, он также говорит о восхождении на высоту (стиховня великой вечерни в субботу вечера, 1-2 стихиры; 1, 2 и 3 воскресные стихиры на "хвалитех") и об окончательном завершении чего-либо (суббота мясопустная, канон, кондак, стихиры и другие песнопения восьмого гласа). В прочих песнопениях эти идеи раскрываются шире: выделяются некоторые частности.
Восьмой глас можно еще назвать гласом восклицания. Восьмая стихира погребения мирян звучит как плачевный вопль: большинство песнопений восьмого гласа также подчеркивают эту восклицательную сторону. Многие из них прямо начинаются междометиями: "увы", "о" или являются таковыми по своему общему содержанию (самоподобен О преславного чудесе!, стихира Днесь неприкосновенный (Воздвижение), Сия глаголет Господь иудеом (Великий Пяток). В песнопениях этого гласа идея восклицания часто выражается в форме громогласного призыва, торжественного или тревожного (Во благознаменитый день (Рождество Богородицы), Егда предстал еси Каиафе, Боже (Великий пяток) и многие другие. Таким образом, восьмой глас можно рассматривать и как глас "трубный", глас "высокого проповедания", - именно так звучат песнопения Глас Господень на водах, (Богоявление), Да веселятся небеса (Благовещение) и другие. Наконец, восьмой глас можно рассматривать как глас высокой похвалы (О тебе радуется).
Характерные особенности гласов в переводе на язык световых и цветовых понятий можно представить следующим образом : гласы первый и пятый - светозарные или тихо-светлые, второй глас - это глас рассвета, шестой - звездной ночи, третий и седьмой - бело-светлые или серебряно-лунные (один из них - более ясный, а другой -тусклый), восьмой и четвертый - гласы дневного света (один - утренний, а другой - дневной или ясно-солнечный).
Гласы второй четверицы, как уже говорилось, завершают и углубляют идеи своих автентичных гласов первой четверицы. Лучше всего это можно увидеть в антифонах. Творец этих аскетических песнопений, основываясь на собственном опыте, изобразил в них духовную жизнь, внутренний мир пустынножителя, мудро сочетав аскетическое содержание текста и музыкально-звуковую философию. Вот новоначальный подвижник делает первые шаги на своем поприще: Внегда скорбети ми, услыши моя болезни, Господи. И в ответ на это пустыня, в лице своих насельников-подвижников, утешает и ободряет его словами: Пустынным непрестанное божественное желание бывает. Это желание в будущем должно наполнить душу подвижника, Освободившегося от суетного мира. Но если в антифоне первого гласа молитва подвижника звучит неопределенно, равно как и ответ на нее "пустыни", то в антифоне плагального (пятого) гласа то и другое имеет ясный, определенный характер: он молится уже "давидскими", а не собственными словами об избавлении от языка льстива (тщеславия и греховной самоуверенности), а "пустыня" говорит ему о Божественном рачении, которое окрыляет подвижника, окрепшего уже в жизни духовной. То же самое видим мы и в других антифонах. Если в антифоне второго гласа пустынник, "пуская" робко свой взор на небо, просит спасти его одним лишь осиянием, а собратия его просят научить их самому покаянию и молятся о прощении ежечасных согрешений, то в антифонах плагального (шестого) гласа он уже уверенно "возводит" свои очи горе и просит ущедрить его для жизни духовной, а они (собратия), обогащенные смиренномудрием, просят устроить из них благопотребные сосуды, то есть, заполнить их души добродетелями вместо изгнанных оттуда страстей. Если в антифонах четвертого гласа пустынник просит "заступить" его от страстей, указывая ненавидящим Сиона (невидимым врагам) на силу Господню, то в антифонах восьмого гласа он говорит уже об искушениях, производимых непосредственно самим врагом, которого подвижник начинает побеждать при помощи Свыше. Такова картина подвижнической жизни во всех аспектах музыкально-звуковой философии православного церковного осмогласия.
Приведем другой пример - стихиру-осмогласник на день Успения Божией Матери. Здесь мелодические строки идут также в порядке плагальности. В первой строке (1-й глас) описано начало стечения апостолов к Одру Богоматери, а во второй - окончание этого стечения (5-й глас). В следующей строке (2-й глас) говорится о пришествии Господа Иисуса Христа с горними Силами, чтобы принять Ее Пречистую душу (исход души), а в следующей за ней строке плагального (б-го гласа) - о провождении пречистого Ее тела Ангелами (погребение). Затем в крюковых книгах дается строка 4-го гласа (в нотных синодальных изданиях мелодия идет в шестом). Эта строка изображает торжественную встречу Небесными Силами Всецарицы-Богоотроковицы и их возгласы, возвещающие Высшим Чиноначалиям о Ее пришествии. Следующая за тем строка 3-го гласа передает возглас Ангелов, призывающий Вышние Чиноначалия к достойной встрече Всецарицы: возьмите врата, и сию премирно подимите (свет); а в строке плагального (7-го) гласа говорится о неизреченном величии Богоматери, на Которую не могут взирать даже они сами (Ангелы). В следующей строке 4-го гласа говорится о "преизящном", превосходящем всякий ум, царственном великолепии Всецарицы (сияние паче солнца), а в строке плагального (8-го) гласа Церковь обращается к "вечно живущей с Живоносным Царем и Сыном" и просит о сохранении рода христианского (завершение и царствование). Конец песнопения дается опять в мелодии первого гласа: во веки светоявленно (начало).
Мы рассмотрели здесь только две темы осмогласия - пустынножительство и Успение Матери Божией. Каждая из них раскрыта здесь во всех восьми аспектах, причем, первая - в нескольких песнопениях, а вторая - в одном.
Рассмотренная нами характеристика гласов возвращает нас снова к вопросу о восьмеричности. Идея нашего церковного осмогласия, как мы уже заметили, уходит своими корнями в глубь библейской древности, к первой седмице миробытия. Сопоставляя наши гласы с днями творения и вникая в идейную сущность тех и других, мы находим удивительное сходство между ними. Так, глас первый соответствует дню света - прообразу Светлого Христова Воскресения, второй глас - небесной тверди - чувственному фактору общения двух миров (Пс. 120, 1; Ин.17, 1), третий - дню "красоты сельной" (Пс. 49, 11) "зеленого царства" природы, вещественного рая, четвертый - дню солнечного света, пятый - дню восходящего солнца, шестой - дню сотворения "перстного" и его падения (потенциальная смерть), седьмой - дню вечного покоя в Боге (суббота), восьмой - Царству Небесному - исполнению всяческих. Достойно замечания также и заключение Бытописателя на каждый день творения: И бысть вечер и бысть утро (Быт. 1, 5). Идея вечерней жертвы легла в основу нашего богослужебного круга (Пс. 140, 2): церковно-богослужебные сутки начинаются с вечера; с этого же времени начинается и церковный глас по Октоиху, и всякое вообще церковное празднество. Такова первая, древнейшая основа нашего осмогласия.
Вторую, тоже древнюю, основу мы находим отчасти в песнях пророческих. Надо заметить, что многие из них имеют некоторое отношение к нашим гласам. Так, величественный первый глас перекликается с победной песнью перехода через Чермное море, тихо-радостный третий глас созвучен пророческой песни матери пророка Самуила, четвертый - торжественной песни Аввакума, пятый - утренней песни Исаии, погребальный шестой - песни Ионы, а пре-мирные гласы седьмой и восьмой соответствуют песни отроков. Конечно, противники осмогласия вольны приписывать все это простому совпадению, как не имеющее по их мнению никаких оснований в Священном Писании и святоотеческих творениях, но мы имеем достаточно оснований, чтобы ответить им словами Псалмопевца: Яко возвеличишася дела Твоя, Господи: вся премудростию сотворил еси (Пс. 103, 24).
Мелодические особенности гласов
и их музыкальная философия.
Так выглядит наше церковное осмогласие со стороны текста богослужебных песнопений. Как же "спраьляется" со своей задачей мелодия? Ответить на этот вопрос может только мелодия знаменная. Осмогласие - основной закон нашего церковного пения; но закон этот написан языком знаменной мелодии в крюковой семиографии, поэтому и читается он в знаменной же мелодии. Более того, знаменный распев раскрыл во всей полноте и совершенстве сами идеи православного осмогласия: прочие распевы раскрывают только отдельные его стороны. Как естественное отражение православно-русского религиозного самосознания, как голос, исходящий непосредственно из глубины верующего сердца, знаменная мелодия передает небесные истины с возможнойдля нашего восприятия точностью, превосходя позднейшие церковные распевы своей духовностью и широтой интерпретации.
Мы рассмотрели две характеристики гласовьгх мелодий: одна из них относится непосредственно к ладам античной музыки, а другая, как уже было отмечено, касается мелодии знаменной, воспринимаемой на слух, вне зависимости от текста. Полной, исчерпывающей, собственно церковной характеристики осмогласия на сегодняшний день у нас нет. Итак, оставляя в стороне избитую теорию тетрахордов, попытаемся создать такую характеристику на основании полученных уже нами данных в области текста и в рамках системы гласовых строк (попевок), начертанной и переведенной на современный музыкальный язык профессором В.М.Металловым. Было бы излишне приводить здесь полностью всю эту систему и другие положения исследователей; но прежде чем говорить о каждом гласе в отдельности, необходимо обратить внимание на общие свойства знаменного осмогласия.
По замечанию теоретиков, знаменная мелодия носит характер минорно-мажорный: в ней нет ни чистого мажора, ни чистого минора в современном понимании. Однако это отнюдь не означает, что она бессмысленна или неопределенна. Едва ли можно согласиться с профессором Металловым, утверждающим, что в гармонизации знаменных мелодий минор или мажор - дело "вкуса гармонизатора" [2.21, 82], и что, якобы, "только при окончании своем знаменное песнопение получает решительную каденцию и окончательное утверждение в миноре или мажоре" [2.21, 82]. Что получилось бы в таком случае из Великого канона, канона Великой Субботы или трипеснеца К Тебе утренюю? При двояком толковании мелодии эти трогательные по содержанию песнопения должны превратиться в нечто бессмысленное, музыкально серое.
Знаменная мелодия состоит из мелодических строк. По принципу трехстепенности знаменного звукоряда их можно разделить на три категории: светлые, мрачные и средние; в затруднительных случаях мерилом должен быть текст данной строки или общий характер песнопения в целом, а не фантазия гармонизатора. Возвещая Царствие Божие, отражая радости и скорби его, знаменная мелодия никогда не потворствует испорченной грехом человеческой природе. Знаменную мелодию вполне можно сравнить с византийской иконописью: она не живописует, а иконописует. Мы называем икону "окном" в Горний мир; но при этом не следует забывать, что "окно" это, образно говоря, имеет "стекло" - "Божественное истощание", которое как бы ослабляет проникающий через него Небесный Свет в меру наших земных понятий и способностей. Наружная (обращенная к нам) сторона этого "стекла", естественно, бывает покрыта слоем нашей греховной пыли и копоти; через эту-то призму мы и получаем тихий свет святыя славы безсмертнаго, и чем чище эта призма, тем яснее воспринимается нами Божественный Свет. Отсюда и неясность, и сухая строгость, и мрак, и все то, что нам кажется в иконе странным. Все это относится также и к иконописи звуковой. В деле благовестия Царствия Божия обе эти иконописные системы взаимодействуют. Разница между ними состоит только в том, что одна действует на зрение, а другая - на слух. В системе наших богословских наук нет "изобразительного" богословия как школьного предмета, но зато в самом Православии существует богословствующая изобразительность, которой насыщено наше богослужение и все его принадлежности.
Когда человек впервые попадает в православный храм, освещенный лампадами, а не электричеством, он сразу же чувствует, что попал в какой-то особый, таинственный мир, мир "не от мира сего". Точно такое же впечатление производит и знаменная мелодия в сравнении с новейшими композициями. Вот, например, знаменитое веделевское "Покаяние". Никто не станет спорить, что в этой мелодии звучит покаяние, но покаяние не церковное, а субъективное и сценическое. Это покаяние - покаяние не перед Богом, а перед человеком, вернее, перед самим собой. Совсем не то слышится в смиряющей знаменной мелодии этого песнопения, положенного Уставом на восьмой глас. Здесь мы слышим и умиление духовное, и сокрушение о грехах, и надежду спасения. Мелодия знаменных песнопений, как известно, всегда отражает их содержание. Однако и с этой стороны мы отмечаем много непонятного для нас, и это происходит опять же по причине духовности знаменного осмогласия.
Творцы текста песнопений, будучи в то же время и творцами их мелодий, имели широкие возможности - досказать (и на самом деле досказали) музыкой то, чего не может в точности передать слово в поэзии. Поэтому, несмотря на то, что каждый глас имеет собственные характерные признаки в самом тексте, по которым нетрудно определить глас данного песнопения и без гласовой цифры, существуют песнопения, которые принадлежат разным гласам, хотя и кажутся аналогичными по содержанию. В этом заключается одна из тайн нашего церковного творчества, недоступных для "душевного человека" (I Кор. 2, 14). Эта тайна проясняется по мере нашего углубления в смысл текста и мелодии. Например, почти рядом стоящие песнопения из службы Успения Матери Божией - литийная стихира на И ныне и первая стиховная: оба песнопения начинаются почти одинаковыми словами (Воспойте и Приидите воспоим), оба призывают нас к пению в честь Богоматери. В том и другом говорится о Ее Успении; но первая принадлежит пятому гласу, а вторая - четвертому, потому что пение бывает разное, о чем и говорит гласовое содержание стихир. Первая краткая стихира (5-го гласа) призывает нас воспеть песнь "предпосылающую", сопутствующую всесветлой душе Ее навстречу грядущему Спасителю; во второй же, начертав образ Богоматери, песнотворец влагает в наши уста архангельское приветствие и завершает песнопение молитвенным обращением к Самой Царице Небесной. Все эти черты, как нам известно, принадлежат упомянутым двум гласам. Таких примеров можно привести немало. Все они говорят о том, что характерные особенности гласов нельзя рассматривать чисто формально: одно и то же выражение и даже целое предложение может иметь различный смысл, в зависимости от основной идеи данного песнопения в целом или от порядка расположения смежных строк. Например, стихиры недели Цветоносия 1-го, 3-го, и 6-го гласов начинаются словами: Прежде шести дней пасхи. Во всех этих песнопениях говорится о событиях, связанных с Вифанией; но в первой говорится о величии Божественного гласа Господня, потрясшего адово царство, во второй излагается радостное событие - воскрешение Лазаря, а в третьей дается трогательная картина приготовления последней пасхальной вечери.
Бывают песнопения, в которых мелодия, кажется, прямо противоречит содержанию текста: содержание радостное, а мелодия мрачная или наоборот... Вот, например, литийная стихира Богоявления Господня Днесь тварь просвещается 8-го гласа. Начало здесь светлое, веселое, а мелодия мрачная, умилительная. Но коль скоро мы начинаем вникать в содержание этого песнопения, нам все становится понятно. Речь здесь идет о Божественном снисхождении, возвысившем наше падшее естество. Песнопение это звучит трогательно и царственно. Примерно такую же картину мы видим и во второй воскресной стиховной стихире первого гласа. Да радуется тварь, небеса да веселятся. Несмотря на радостное содержание, песнопение это звучит мрачно, хотя и с оттенком некоей духовной сладости: именно эту сладость нашей радости творец и хотел здесь подчеркнуть.
Наконец, приведем в пример ирмосы канонов Пасхи и Рождества Христова (первый). Кажется, что может быть светлее и радостнее этих песнопений? Однако в знаменном изложении мы слышим совсем иное. Все Божественное здесь, как и вообще в знаменном распеве, изображается в мрачных тонах, образно говоря, в лучезарном багровом свете. Божество есть огонь, поядающий терние греха (Евр. 12, 29). Но чувство страха и печали бывает только в первый момент прикосновения святыни к падшей душе: по мере духовного совершенствования и углубления в тайны Горнего мира, по мере веры и любви мучительное чувство сменяется состоянием благостной надежды и неземной радости. Все это точно отражено в соответствующих местах приводимых нами канонов. В Рождественском каноне слышится едва заметная печаль (грех и Божественное снисхождение). Состав мелодических строк этого песнопения следующий: светлых 10, мрачных 25 и средних 26.
Мелодия Пасхального канона проще мелодии Рождественского, но и там встречаются в соответствующих местах мрачные строки. Концы ирмосов обоих этих канонов даны в мрачных строках: творец этим напоминает нам, что радость наша - земная, ограниченная рамками падшей человеческой природы. Эту умеренность можно приметить даже в самых светлых строках обоих канонов.
Как пример сочетания скорбного содержания с радостной мелодией, можно назвать хвалитные стихиры утрени Великого Пятка, написанные в мелодии третьего гласа. Конечная строка последней из них и воскресый из мертвых дает основание предполагать, что творец хотел этим внести в службу некоторый элемент света Воскресения как события, исторически уже совершившегося, чтобы воспоминание о святых страданиях Христовых не повергало бы нас в беспросветный мрак печали; тем более, что песнопения эти, дающие общую заключительную картину страданий Спасителя, положены после девятого Евангелия (Ин. 19, 25-37), повествующего о Его смерти, которая положила конец этим страданиям.
Таким образом, и здесь мы видим "иконописный стиль" знаменной мелодии. И здесь она встает перед нами как мелодия духа, мелодия Неба, мелодия, через которую Церковь преподает неизреченную премудрость Божию, "в тайне сокровенную" (I Кор, 2, 7). Именно в том и заключается вся ценность нашей знаменной мелодии, что она учит нас и самое Православие понимать православно через православно-богословскую интерпретацию содержания церковно-богослужебных песнопений.
Знаменное осмогласие, как известно, отличается богатством мелодической философии. Каждый знаменный глас содержит множество мелодических строк (кокиз). Одни из них принадлежат нескольким гласам, другие - двум или трем. Но каждый глас имеет свои характерные, ему одному только принадлежащие кокизы, которые и отражают его идейную сущность. Первый глас имеет таких строк десять, в том числе четыре строки светлого характера. Мелодии некоторых строк весьма сходны между собой, но все они употребляются только в первом гласе, кроме "кулизмы", которая употребляется и в пятом гласе. Наиболее важное значение имеют следующие: "удра", "стезя", "долинка", "рафатка", "пригласка" и "кулизма". Кокиза (строка) №1 ("удра") применяется обычно там, где надо придать характер величия, важности, триумфа: например, на слова преукрашенная божественною славою (1-й ирмос первого канона Успения Божией Матери), побеждаются (там же, 9-й ирмос) и т.п. Если при этом надо придать еще некоторый оттенок мягкости, то дается "стезя великая". Там, где текст носит характер духовной сладости, дается "рафатка" или же другая, сходная с ней по мелодии строка, смотря по тексту. В конце предложения дается обычно "долинка 77", если окончание носит характер твердый (радость, покой, полное завершение); в противных случаях ставится "кулизма" или кокиза №17.
Второй глас имеет 8 характерных строк: две светлых, одну среднюю и пять мрачных. Глас этот, как и первый, имеет всего 85 строк, но большинство из них - это строки, общие многим гласам. Основными строками этого гласа можно считать "вознос конечный" (применяется в конце песнопений светлого характера), "опочинку" (ею начинаются песнопения торжественные), "колыбцы", "возраз", "кокизу" и "опромет". Попевки "колыбцы" и "возраз" применяются в местах мгновенного взлета мысли (см. первую стихиру навечерия Рождества Христова на "Господи воззвах"). Строка, называемая "кокизой", передает основную идею гласа - переход от худшего к лучшему состоянию (см. догматик, строки Прейде сень законная и праведное). Попевка "воскличие" применяется там, где мелодия близко подходит к шестому гласу.
Из числа 45 строк третьего гласа основными являются четыре: "перевивка", "фита двоечельная", "поворотка" и "уломец". Все они, кроме "поворотки", имеют светлый характер. У Металлова в их число входят и мрачные попевки, но они почти нигде не применяются, кроме ирмосов и некоторых стихир, где по ходу мысли требуется мрачный оттенок, например, 7-я воскресная стихира на Господи воззвах Недостойне стояще
Четвертый глас имеет одиннадцать характерных строк: шесть светлых, четыре мрачных и одну среднюю. Строки №№ 1-2 ("ромца" и "удоль") употребляются в начале некоторых песнопений: они создают полумрачный смягчающий колорит, "молебную" мягкость. То же следует сказать и о попевке №12 ("пастела"), применяемой с этой же целью в середине песнопений. Шесть светлых кокиз характеризуют этот глас, как светло-солнечный.
Пять основных попевок (кокиз) пятого гласа носят светлый характер; прочие строки этого гласа создают туманный фон с отблеском восходящего солнца.
Совершенно противоположную картину мы видим в шестом гласе. Здесь не только характерные строки - "стезя", "удоль", "вознес", "переводка", - но и большинство прочих попевок имеют мрачный характер. К средним можно отнести "подъемы" и "подъезды" (их всего семь). Шесть светлых попевок вводятся в мелодию лишь для того, чтобы мелодия не превратилась в беспросветно-мрачную. Строки эти заимствованы из других гласов: они, как мелкие ясные звезды, разбросаны по мрачному фону мелодии этого гласа. В шестом гласе один самоподобен Все отложивше, имеющий светлую (вернее, тусклую) мелодию с мрачным окончанием; но ни в крюковых, ни в нотных книгах мы не находим мелодий светлых среди песнопений этого гласа. Шестой глас смело можно назвать гласом мрачным, что подтверждает и содержание текста его песнопений. Знаменная мелодия всегда верна выражаемому ею тексту. Попытки новейших композиторов и творцов позднейших церковных распевов (например, греческого) придать этому гласу чуждый ему светлый характер следует расценивать как одностороннее понимание, если не сказать - искажение нашего церковного осмогласия.
Премирное содержание седьмого гласа знаменное осмогласие выражает несложными мелодическими строками. Это и понятно: небесная жизнь проста, и в то же время непостижима. Основные строки этого гласа носят характер или средний, или светлый, но погласица (у Металлова ее нет) и в тексте, и в мелодии звучит мрачно.
Все основные строки восьмого гласа, за исключением одной только 37-й ("качалка", она легла в основу мелодии 8-го гласа греческого распева), имеют мрачный и полусветлый характер. Прочие светлые строки этого гласа заимствованы из других гласов. Это сделано с той же целью, что и в шестом гласе. Светлые попевки чаще всего встречаются в ирмосах.
Необходимо еще раз подчеркнуть, что характерные кокизы (попевки) отнюдь не создают полной гласовой мелодии: они являются только основами гласа на фоне множества других строк, принадлежащих другим гласам.
_______________________________________________Прот. Б.Николаев. Знаменный распев и крюковая нотация как основа русского православного церковного пения.
Москва. "Научная книга", 1995.
Ответ на этот вопрос прочитали 1320 посетителей
Вопросы принимаются в новом разделе сайта →