Воспоминания святителя Николая Японского о поездке в Казань

9 июня 1880. Понедельник. Праздник Святого Духа.

На дороге в Казань, на пароходе из Нижнего Новгорода

Утром, в половине десятого, прибыл в Нижний Новгород. Здесь же на станции послал телеграмму в Казань Высокопреосвященному Сергию, согласно его желанию в телеграмме Преосвященному Амбросию, его товарищу по Академии. Прямо со станции, где купил и билет первого класса на пароход Самолетской Компании «Императрица», до Казани (стоит 8 1/2 рублей), — на Самолетскую пристань. В одиннадцать часов пароход отправился в путь. Пароход берет пассажиров и кладь на обоих берегах реки. Пассажиров полно и на палубе, и в каюте. Когда выходили, смотрел на Нижний и окрестность, но без прежнего чувства. Целый день холодный ветер. К вечеру немного прояснилось, и заходящее солнце красиво играло на окнах деревенских домов по правую сторону Волги, или на глинистых холмах, придавая невыразимую красоту зелени, покрывающей холмы. Так как день праздничный, то группы народу виднелись по холмам там, где есть деревни.

В Козьмодемьянске на четверть часа остановились, чтоб взять дров, живо нанесенных бабами. В каюте — шестнадцатилетний князек Чернышев, журимый гувернером за то, что натюкался красным вином; крайная медленность прислуги; порядочная скука. Цвет речной воды далеко не так красив, как в море, и вечером вода мертвая, не искрящаяся тысячами звезд, подобно морской.

10 июня 1880. Вторник. В Казани

Утром видел с парохода направо Свияжск (где покоятся мощи Преподобного Германа), точно на блюдечке; в шесть часов пристали в Казани. На пристани нашел эконома архиерейского дома и карету в четыре лошади, присланную за мной. В карете должен был переодеться в клобук, так как все, завидя четыре лошади, кланяются карете. В архиерейском доме переоделся, умылся и после чаю отправился к протоиерею Евфимию Александровичу Малову — у Благовещенья. Застал его пишущим; насчет миссионера из Казанской Духовной академии наговорил он много, но — «торубеки кото» — ничего. — К Николаю Ивановичу Ильминскому, директору Учительской Семинарии, — за озером Кабан, в Татарской слободе. Постарел Николай Иванович — седая борода (58 лет ему), но все тот же говорун. Радушно встретил. В Церкви ученики пропели «Благословен еси» — под управлением Смоленского. Показывали всю Семинарию. Видно, что жизни много, — даже камень на лестнице истерт. Кроме наук, преподаются ремесла, видел механическое заведение. Смоленский подарил свою книгу пения, механическое заведение — свои металлические поделки, Николай Иванович угостил кофеем. К одиннадцати часам был в архиерейском доме, где нашел Гавриила Ивановича Горталова и его воспитанника Николая, гимназиста, которого я когда–то ласкал шестилетним. — Оба очень любят духовных. — Скоро приехал с экзамена Высокопреосвященный Архиепископ Казанский — Сергий, любезный мой хозяин; я встретил его на лестнице. Прибыл также Преосвященный Павел — викарий — маленький и слабенький по виду, аскет, служащий ежедневно со дня смерти Высокопреосвященного Антония. Когда Высокопреосвященный Сергий кончил кое–какие дела епархиальные, отправились в загородный архиерейский дом. Пообедавши рыбой, наловленной в Кабане, по словам Владыки, нарочно к моему приезду, отправились гулять в сад, потом в поле и на пчельник, версты четыре от дома. Местность сельская — превосходная. На пчельнике видел рой, сегодня вышедший, но еще не посаженный в улей, — пчел огромный клубок, а внутри — матка. Вернулись в пролетке.

Дома застали Николая Ивановича Ильминского и о. Академии — Александра Поликарповича Владимирского. Вечером все время почти говорил Ильминский.

11 июня 1880. Среда. В Казани

Утром, погулявши в саду, зашел в церковь во время Херувимской. Здесь, как и везде в архиерейских домах, тоже ежедневно служба: вечером в 7 часов всенощная (как в Москве), утром в 7 часов обедня. — Поехали с Высокопреосвященным Сергием в город, где он — на экзамен, я в Академию. Ректор принял любезно в своей квартире и показал потом библиотеку с великолепной залой и актовую залу — оба здания, которых я не видал прежде, пристроенные. Потом Владимир Владимирович Плотников и два доцента показали Академию. В Церкви студенты пропели. В кабинетах почти никого не было — разъехались на каникулы; в спальнях, в столовой, в аудиториях, — все чисто и в порядке, хотя беднее, чем в Петербургской академии, но лучше, чем в Московской. В учительской комнате, позвавши студентов, — всего двоих Плотников и нашел привести, — говорил о Миссии и звал желающих туда в следующем году. Видел также сад академический, в сопутствии Плотникова и других, и, ходя там, рассказывал о занятиях о. Владимира в Японии. — У ректора потом предложили закуску; пришел и Николай Иванович Ивановский, инспектор, несколько больной от падения с экипажа. — Когда вернулся на архиерейский двор, нашел в комнатах пожертвования ризами и разною церковною утварью из Собора, по распоряжению Высокопреосвященного Сергия, и от него лично — прекраснейшие два облачения. Петр Демидович Миловидов — протоиерей и ключарь соборный — носил вещи из Собора в дом. Осмотревши и принявши все, в втором часу отправился к Горталову. Высокопреосвященный Сергий велел пробыть там не больше пяти минут, а как сделать это, когда я запоздал на полтора часа и когда там приготовлен был завтрак, к которому так долго ждали! В три часа уже я прибыл к Преосвященному Павлу, с которым вместе должен был ехать в загородный дом Высокопреосвященного Сергия — к обеду в два часа. Пока Преосвященный Павел, уже думавший, что я не заеду за ним, и севший у себя за обед, решился ехать, и пока приехали, был пятый час. Очень совестно было, что так опоздал, но вина почти невольная. Пока приехал я — был сам не свой все время с утра от беспокойства, что забыл под подушкой деньги — полторы тысячи рублей, боялся очень, что слуга, перестилая постель, украдет совсем или часть: очень обрадовался, увидевши, что сверток даже не был разворачиваем. У Высокопреосвященного Сергия, значит, очень честная прислуга. — Пообедали, причем Высокопреосвященный Сергий и викарий его очень любезно разговаривали; видно, что в мире и любви живут. Разговор был о памятнике Пушкина и о том, как Преосвященный Аполлос Вятский горячо восстал здесь, будучи проездом, против оказания ему почести со стороны церкви. По уходе викария мы с Высокопреосвященным Сергием долго ходили по саду, причем он сообщил мне много полезных сведений и замечаний касательно чина архиерейского служения, опираясь на авторитет московского Филарета, которого был ставленником в архиерейство. Весь вечер провели вдвоем; дождь был, и из города трудно было приехать.

12 июня 1880. Четверг. В Казани.

(Пишется на пароходе из Самары в Сызрань, 17–го числа)

Утром из загородного дома Высокопреосвященный Сергий отпустил меня одного в город, и я побыл в Семинарии; там были экзамены в некоторых классах. О. ректор любезно показал всю Семинарию: классные комнаты, спальни, рекреационную залу, переплетную, где желающие учатся переплетному мастерству. Везде чисто, просторно; на дворе гимнастика; ученики держат себя очень свободно. Семинария помещается в верхнем этаже, а в нижнем — лавки, отдаваемые внаем. Ректор на мой запрос ответил, что есть из оканчивающих курс тенор и бас, и баса тут же показал — Вишневского, я застал его списывающим ноты (песни «Я холопа хороню» и пр.). Мне показался очень уж молодым, и я ничего не сказал ему. — Из Семинарии — в Собор, Петра Демидовича Миловидова там не застал, почему сходил к нему на дом — тут же в Консисторном доме. С ним пришли в Собор: подсвечник и иконы в Царские врата, оказались очень годными. Приложился к мощам Святителя Гурия. Кто–то, бывший здесь, пожертвовал один рубль на Миссию, стал выражать благожелания на путь и заплакал. — К Преосвященному Павлу — просить книг; от него — в Казанский монастырь — приложиться к Чудотворной иконе Божией Матери. Матушке казначея, вышедшей показать Собор, предложил пожертвовать на Миссию, по примеру московских обителей. — Опять к Преосвященному Павлу — везти его в загородный дом на обед. Едва решился. — Когда приехали, все гости уже были налицо: ректора Семинарии и Академии, Ивановский, Ильминский, Горталов, Разумов, Виктор Петрович Вишневский, о. Василий Тимофеев и еще несколько протоиереев. — Первый тост Владыка Сергий предложил за мое здоровье, и я должен был отвечать маленькою благодарственною речью и предложением здоровья Владыке. За обедом же устроено было, что я останусь до воскресенья в Казани и отслужу в Соборе, — никак не мог отказать любезности хозяев, хоть и нужно спешить. После обеда гуляли и пили чай в саду; мошка очень мешала. Ильминский, Ивановский и о. ректор Академии долго вечером оставались, ужинали и много говорили. Высокопреосвященный Сергий являл себя в высшей степени радушным и угостительным хозяином.

13 июня 1880. Пятница. В Казани

Утром вместе с Высокопреосвященным Сергием поехали в город. Ко мне пришел Васильев — тенор, семинарист. Понравился, и я заказал ему прийти завтра вместе с Вишневским. Вместе с ним приходил проситься в Японию совсем мальчик — семинарист; отказал, конечно. — Получил письмо П. С. Шапкина, а потом и сам он пришел, просит озаботиться постройкой храма в Ханькоу и снабжением этого места священником; средства и на храм, и на содержание причта обещаются определенные. Жаль, что не могу ничего сделать — за двумя зайцами… С Высокопреосвященным Сергием побыли с визитом у Губернатора Скарятина. Дочь — артистка по живописи, показывала картины своей работы. Скарятин рассказывал, как он удерживает студентов Казанского университета от волнений.

Когда собирались уезжать в загородный дом, пришел В. [Владимир] Владимирович Плотников с желанием поговорить. Владыка посоветовал пригласить его для того в загородный дом, что я и сделал, пригласив — с пароходом в четыре часа. — В назначенное время он явился и предложил взять его миссионером в Японию. Пришел Ильминский и стал мешать нашему разговору; Владыка взял его к себе, и мы кончили; я дал ему 200 рублей на дорогу до Петербурга и посылку матери. Не понравилось мне, что он хочет держать это в секрете здесь и только из Петербурга написать в Академию. Но пусть делает, как знает. Владыке Сергию он сказал о своем намерении оставить доцентуру в Академии и ехать в Японию, и Владыка одобрил. — По уходе его, Николай Иванович Ильминский долго занимал разговором, пока, наконец, уехал с своим «абзой» (дядя — по–татарски, — извозчик его).

14 июня 1880. Суббота. В Казани

Утром, как и все утра, гулял в саду — прелестнейшем из загородных садов. Потом отправился один в город сделать визит Виктору Петровичу Вишневскому, почетнейшему соборному протоиерею, — не застал его, а только зятя его — Адоратского — тоже старика уже; Лепоринскому — законоучителю Родионовского института благородных девиц, — встретился с ним на дороге; Разумову Николаю Васильевичу, секретарю Консистории, — дал две иконы в Миссию; — в Казанский монастырь — примерить митру, подаренную мне Владыкою, но по тесноте отосланную вчера туда для поправки; в монастыре оказалось приготовленное еще значительное пожертвование: двести рублей и облачения и иконы, что все и показала казначея за болезнию Игуменьи. Зашедши в Собор приложиться к иконе, отстоял обедню, которую застал в начале. В архиерейском доме — скоро пришли Васильев и Вишневский, пропели «На реках Вавилонских»: бас — не сильный, но приятный. Условились, что я беру их в Миссию, если родители их отпустят. — Заехали к Преосвященному Павлу, в Спасский монастырь (где покоятся мощи Святителя Варсонофия), — и домой — в загородный дом. Была гроза и дождь. Приехавши, сходил в баню, потом пообедали. В семь часов была всенощная в Крестовой, я стоял в алтаре; после с Владыкой просмотрели архиерейский служебник, и он сделал кое–какие замечания.

15 июня 1880. Воскресенье. В Казани

Утром, приготовившись к службе, отправился с Владыкой в город и в Соборе служил литургию в сослужении оо. ректоров Академии и Семинарии, Виктора Петровича Вишневского, Ефима Александровича Малова и татарина о. Василия. Певчие поют недурно. — После обедни у Владыки — дамы — с пожертвованием, одна из них — дочь Марии Владимировны Толстой; купчики тоже, — и один из них просился в Миссию для какой угодно службы. Пересчитал деньги, собранные на Миссию сегодня в Соборе, — оказалось сто восемнадцать рублей двадцать шесть копеек. Собирал Николай Васильевич Разумов — В два часа отправились с Владыкой в Академию на обед — к ректору Александру Александровичу Владимирскому. Говорили, будто обед для меня. Много было благожеланий, спичей; между прочим, о. Николай Варушкин говорил по–славянски спич, при котором я очень боялся, чтобы он не провалился, ибо был он немного навеселе. Гостей было человек двадцать; из посторонних — Горталов, Разумов; были Ильминский, Малов, Знаменский — историк, Порфирьев, Беляев, Некрасов, Ивановский, ректор Семинарии — о. Никифор и прочие. Из дам — жена о. ректора. — Истинно трогательно участие всех их к Миссии; видно, что мысль о Миссии — привычная и любезная в Казани. Евфимий Александрович Малов даже заплакал, выражая сочувствие. — После обеда мы с Владыкой Сергием вернулись в загородный дом, где уже был губернатор Скарятин, жена его и дочь. Последняя (Александра Николаевна) привезла альбом свой, которым и угощала. Ходили по саду. Александра Николаевна рассказывала, что татарки тяготятся своим положением и их легко бы привлекать в христианство. Когда уехали они, Владыка заставил меня закусить и, наконец, отпустил совсем в город, простившись. Заехал в городе к Горталову, которой ждал. Гимназисту Коле Горталову подарил фотографию Собора. — Вернулся в архиерейский дом в двенадцатом часу; здесь ждал меня о. Афонасий Каченовский из города Белый, знавший моего отца и деда. Приятно было увидеться.

16 июня 1880. Понедельник. На пути в Сызрань

Утром уложившись и написавши коротенькие письма к родителям Васильева и Вишневского и надписавши им фотографии Собора, в семь часов отправился я в пролетке на пристань Общества «Кавказ и Меркурий», об отходе парохода которого «Новосельский», в восемь часов утра, вчера собрал сведения Коля Горталов. Билет второго класса до Сызрани стоит девять рублей двадцать копеек. Пароход больше и удобнее прежнего. Приехал проводить: Коля Горталов и А. А. [Александр Александрович] Некрасов. Последний проводил две станции и все время занимал разговором о своем маленьком имении и разведении ржи, о том, что в первоначальных языках есть только будущее и прошедшее время, а настоящего нет, ибо его на деле не существует, об академической истории и прочем — По расставании с ним, стал наблюдать публику. В каюте — старик с больною рукою, должно быть, помещик, — не только в рубашке, но иной раз и рубашку снимал. — Вот халатность–то! Другой — больной в лихорадке, третий — с дочуркою в сарафане — ночью спать не дал храпом своим. Симбирск проехали вечером, приставали на тридцать минут — нельзя было посмотреть. Много учащейся молодежи едет на каникулы. — Пообедал ухой из стерляди и селянкой, где тоже оказалась стерлядь, — везде она. Заход солнца был очень красив.