— Так, баба Маня, ты видела уже второй приезд «главного батюшки», теперь ты знаешь всё! И даже то, какие у тебя грехи. Так?
— Да не знаю ни одного.
— А если подойти с Евангелием?
— Да уж! В Евангелии столько грехов, уж столько их там! Ужас один!
— А у тебя, стало быть, полный порядок?
— Да всё хорошо, слава Богу! Вот ещё бы муж не пил...
— Но ты хотя бы для порядку скажи: «Я грешница»
— Ну, грешница.
— Просто «грешница», без всяких там «ну».
— Грешница!
— Ну! Наконец-то... А ведь даже святые вон как в грехах своих каялись!..
— Я же не святая.
— Да уж — не Мария Египетская.
— Ну, батюшка! Вы что — хотите, чтобы я её делами занималась?
— Да я не о её делах, а о том, как она каялась.
— Слава Богу! А вот никто не спросит, каково мне с мужем...
— Спрашиваю: и как же тебе с ним?
— Ох, и не спрашивайте! Грех один.
— А какой грех?
— Да пьянство же!
— Так это не твой грех.
— А я не пью, слава Богу! И все правила вычитываю. Посты соблюдаю. Только давно не причащаюсь. Никак не могу назвать грехи. Раньше были грехи, а как стала в церковь ходить, то все кончились.
— Да зачем тогда ходишь? Христос объясняет: «Я пришёл призвать не праведников, но грешников».
— Зачем хожу? Мама велела: «Ходи в церковь — теперь можно. Разрешили». Я стала ходить. А зачем — не объяснил никто. Книжки пробовала читать — ничего не понимаю. Евангелие в церкви читают, а я в это время почему-то глохну. Батюшки проповедь говорят, я их не слышу. Вот, когда главный батюшка из Казани в Раифу ещё прошлый раз приезжал, в белом колпаке, хорошо так говорил, рядом со мной все так и вытянули шеи, а я — ну, точно глухая! Врачам говорю: «Дайте таблетки для ушей!» — а они говорят, что у меня хороший слух... Может, Вы что посоветуете? Грехи какие назовёте? Я уж всем Богородицам молилась о прибавлении ума!..
— А пробовала молиться о прибавлении веры?
— Да что Вы, батюшка! Я же, чай, верующая!
— А «Символ веры» знаешь наизусть?
— Да вот в том-то и дело, что ума не хватает: сколько ни учу — ничего не понимаю, ничего не запоминаю. На службе по книжечке пою... Я и грехи раньше по книжечке говорила, да батюшки стали ругать меня... Ума у меня не хватает...
— А ты всё же попробуй — за послушание — почаще молиться у «Грузинской», только не о прибавлении ума, а о том, чтобы видеть свои грехи.
— Да я же объясняю, батюшка: это раньше у меня были грехи... А откуда им теперь взяться? Это вот у мужа...
— «Стоит двор, на дворе кол, на колу мочало — начинай сначала», — вздохнул я, чувствуя, что мне самому впору молиться и о прибавлении ума, и об умножении веры. «...Грехи мои вспоминаю я ныне», — всплыли слова из Книги Бытия. Вспомнил, как писал свою первую исповедь — по книжечке, словно готовил шпаргалку. Батюшка прочёл и кратко возвестил: «Больше не пиши». А сегодня иные борются за распространение среди верующих списка всех-всех грехов — даже и таких мерзких, о которых лучше и не знать вовсе! Я ещё раз вздохнул и предложил:
— Давай-ка, наклони головку-ту, прочитаю разрешительную молитву.
— Дак я же ничего не исповедовала...
— Да. Вот это и есть самый страшный грех!