— Всё равно не доходит до меня, — не сдаётся Моисеич, — какая мне польза от Иисусовой молитвы? Да ещё — чтоб непрестанная!.. Это — для святых!
— Видишь ли, в чём дело, — успокаиваю его, — сам ведь знаешь: «Личный покой — прежде всего». Так?
— Ещё бы...
— И вот, представь, сидишь ты у себя дома, пьёшь чай...
— Вдруг стучат в дверь...
— Да погоди с анекдотами! Тут дело хуже. Никто не стучит. Дверь просто открывается, входит джаз Утёсова и заводит: «Легко на сердце от песни весёлой...»
— Хорошо!
— Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Тут же вваливается «Любэ» и начинает перебивать: «Давай за...» А следом чудесным тенором Геннадий Белов тебя спрашивает: «Вы слыхали, как поют дрозды?»
— Стоп-стоп, достаточно! А где тут молитва Иисусова?
— А её как раз и нет!.. Эта твоя квартира — образ твоего ума. В нём толкутся всякие незваные гости. Скажем, начал мысленно читать молитву, а через несколько секунд ловишь себя на том, что кому-то подпеваешь или заново видишь то, что просмотрел в YouTube.
— Да и пусть!..
— Да, пусть. Но Господь предупредил: «В чём застану, в том и сужу.»
— Да я же не хозяин своему уму... Дверь в доме могу закрыть, а тут — никакой защиты, даже AdBlock не поможет...
— На первый случай сойдёт защита Эйлера.
— Ну, Вы, наверное, перепутали с защитой Нимцовича, потому что Эйлер — немец. Созвучно. Но всё же Леонард Эйлер — не шахматист, а великий математик, ради него математики даже называют восемнадцатый век «веком Эйлера». С другой стороны, он стал вице-президентом Петербургской академии наук, а в ней тогда почти две трети составляли немцы-нимцовичи... И даже через полвека после кончины Эйлера наш Гоголь писал: «Петербург — это аккуратный немец». Но — защита Эйлера...
— Хм, между прочим, сегодня — двести пятьдесят лет, как Эйлер решил «Задачу о ходе коня» — о нахождении маршрута шахматного коня, проходящего через все поля шахматной доски по одному разу! И всё же я не о шахматах, а о театре...
— Вы ещё скажете, что он и пьесы писал?!..
— Наоборот, он их терпеть не мог. Однако его любимая супруга не желала без него ехать в театр. И добродушный Эйлер — ради мира и согласия в семье — отправлялся с нею, однако после возвращения не мог рассказать о содержании пьесы. Ибо всё время представления он занимал свой ум сложными вычислениями. Не хотел засорять его ненужными впечатлениями. И если бы там скончался, то — в математике, а не в театре.
— И Вы полагаете, что и молитва может ставить такую же защиту в уме?
— Читаем рассказ Аввы Исаии в «Отечнике» Игнатия Брянчанинова:
«Случилось, что братия вкушали пищу в церкви на вечери любви. Они завели разговор между собою. Тогда пресвитер из Пелусии, бывший тут, остановил их, сказав: «Молчите, братия. Я знаю, что один из братий вкушает пищу с нами и пьёт чашу наравне с прочими, но молитва его, как пламень огненный, восходит к Богу».
— Тогда монаху можно и на футбол! — оживился Моисеич. — Хотя... и на нашей братской трапезе... Как там пишут святые?..
— Преподобный Исидор Пелусиот советует нам с тобой: «предать молчанию то, что достойно забвения и глубокого умолчания...»
— Молчу! Ставлю защиту Эйлера.