Архипастыри Казанские
Архиепископ Казанский и Чистопольский Сергий (Королев)
На кафедре: с 26 сентября 1950 года по 18 декабря 1952 года.
Аркадий Дмитриевич Королев родился 18 января 1881 года в Москве на улице Большая Пресня в купеческой семье[1]. Ему едва исполнилось три месяца, когда умер отец и все заботы о воспитании детей легли на плечи его матери Марии Алексеевны[2]. Раннее детство Аркадия прошло в Москве, а затем семейство Королевых поселилось в усадьбе близ деревни Обольяново Дмитровского уезда. Рядом находился Спасо-Влахернский женский монастырь в селе Деденево Дмитровского уезда, основанный в 1861 году. Аркадий посещал церковно-приходскую школу в селе Никольское-Горушки и церковь Спасо-Влахернского монастыря, где, по его словам, служил «прекрасный священник и причт» и совершалось благолепное богослужение.
По окончании начальной школы необходимо было продолжать образование. Но семья нуждалась, дорого-стоящее обучение в гимназии или реальном училище было недоступно. Зять Егор Егорович Каменев (у него Аркадий учился в церковно-приходской школе) помог определиться в Дмитровское духовное училище. Поступление в 1896 году в Вифанскую духовную семинарию было для будущего архипастыря уже сознательным шагом. В 1902 году Аркадий поступил на казенный кошт в Московскую духовную академию.
Сам он вспоминал, что большое впечатление на него во время обучения в академии произвел тогдашний ректор Санкт-Петербургской духовной академии и будущий Патриарх Сергий (Страгородский). Еще один будущий Патриарх, Алексий (Симанский), был старшим товарищем Аркадия по академии, учился на два курса старше, оба будущих архипастыря были знакомы. Среди старших товарищей по академии оказался и Серафим (Остроумов), сыгравший большую роль в судьбе Королева. На одном курсе с Аркадием учился Тихон (Тихомиров), сын известного православного публициста Льва Тихомирова, будущий архиерей и исповедник. Обучение Аркадия на двух старших курсах пришлось на годы первой Российской революции. Московскую академию волнения сотрясали намного сильнее, чем Казанскую[3]. Фактически, второй семестр 1904/05 и первый семестр 1905/06 учебных годов студенты не учились. В многочисленных студенческих собраниях, митингах, подписаниях петиций Аркадий не участвовал. Его друг и старший товарищ Серафим (Остроумов)[4] был в конце 1905 года изгнан из академии по настоянию не только студентов, но и преподавателей, которые считали его ставленником Московского митрополита Владимира (Богоявленского), будущего священномученика.
В 1906 году Аркадий Королев закончил обучение в Московской духовной академии, но кандидатского сочинения не представил и был выпущен действительным студентом[5]. Кандидатом богословия он так и не стал. Скорее всего, на такой результат повлияли тяжелые обстоятельства послед-него года учебы.
Сам владыка Сергий позже вспоминал, что после окончания академии у него не было стремления к монашеству, он собирался преподавать в духовных учебных заведениях. Но летом 1906 года он отправился погостить к отцу Серафиму (Остроумову), который был в это время архимандритом и наместником Яблочинского монастыря св. Онуфрия в Холмской епархии (монастырь действует и сейчас, находится около города Бяла Подляска в Польше, почти на границе с Белоруссией).
Встреча с отцом Серафимом (Остроумовым) и его начальником, епископом Холмским и Люблинским Евлогием (Георгиевским)[6], который стал наставником и духовным отцом Аркадия, определила путь его дальнейшего служения: он пожелал остаться в Яблочинском монастыре. Деятельность монастыря в крае со сложным положением[7] имела миссионерский характер, в нем действовали школа псаломщиков и второклассная церковно-учительская школа. Первым послушанием Аркадия стало преподавание Закона Божия в обеих школах. 20 июня 1907 года епископ Евлогий постриг его в монашество. В 1908 году он был рукоположен во иеромонаха, назначен наместником монастыря и заведующим школой псаломщиков, а в 1914 году был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Яблочинской обители.
В 1916 году из-за немецкого наступления монастырь был эвакуирован. Отец Сергий вместе с другими монашествующими выехал в Москву, где разместился в знаменитой Марфо-Мариинской обители. В 1917 году он находился в городе Кобеляки Полтавской губернии. Здесь он и встретил обе революции 1917 года, провозглашение независимой Украины, Брестский мир и оккупацию Украины немцами. В ноябре 1918 года, после капитуляции Германии и окончания Первой мировой войны, ситуация вновь резко изменилась. Яблочинский монастырь оказался на территории вновь созданного Польского государства, а Полтавская губерния, как и вся Украина, стала ареной ожесточенной гражданской войны между всеми – красными, белыми, петлюровцами, махновцами. В июне 1919 года отец Сергий пересек польскую границу, в Ковеле был арестован польскими властями и лишь через три месяца, 17 сентября 1919 года, вернулся в разоренный Яблочинский монастырь, где с немногочисленной братией стал восстанавливать нормальную жизнь обители.
Православные, едва укрывшиеся от красного погрома под сенью возрожденной Речи Посполитой, и здесь оказались гонимы. Новым польским властям хотелось иметь собственную Православную Церковь, независимую от Московской Патриархии. Это был важный политический вопрос, ведь в тогдашней Польше, включавшей Западную Белоруссию и Западную Украину, православные составляли почти треть населения.
Часть архиереев и духовенства согласилась с созданием Польской Православной Церкви, канонически подчинявшейся Констан-тинопольскому патриарху. Другая стремилась сохранять и поддерживать каноническую связь с Русской Церковью и видела в православных подданных Польши часть единого русского народа. Среди последних был и отец Сергий (Королев).
25 апреля 1920 года началась война между Польшей и Советской Россией. Во второй половине августа, когда Первая конная армия Буденного и другие части Красной армии совершили знаменитый бросок на Варшаву, Яблочинский монастырь ненадолго оказался на территории, контролируемой большевиками, но уже к 25 августа поляки отбросили красных к Бресту. К моменту подписания перемирия 12 октября 1920 года здесь вновь были поляки, но линия фронта пролегала лишь в нескольких километрах от монастыря.
В разгар военных действий, 22 сентября – 7октября 1920 года указом Святейшего Патриарха Тихона отец Сергий Королев был назначен епископом Бельским (г. Бяла-Подляска) с возложением на него временного управления Холмской епархией. 17 апреля 1921 года в соборе Виленского (Вильнюс, ныне столица Литвы, тогда входил в составе Польши) Свято-Духовского монастыря состоялась его архиерейская хиротония, которую совершил архиепископ Елевферий (Богоявленский), возглавлявший приходы в Польше, оставшиеся верными Патриарху Тихону.
Но владыка Сергий не смог исполнить возложенное на него послушание. Польские власти не признали его хиротонию действительной, и он был вынужден оставаться в своем монастыре. Тем временем обстановка накалялась и государство пошло на открытое вмешательство в церковные дела. Иерархи, не согласные с созданием Польской автокефальной Православной Церкви и не имевшие польского гражданства, были подвергнуты высылке. Архиепископ Елевферий (Богоявленский) оказался в соседней Литве, а епископа Сергия арестовали и в апреле 1922 года вывезли в Чехословакию.
В столице Чехословакии Праге в это время действовала одна церковь, находившаяся в ведении Московской Патриархии, – Никольская на Старом Мясте. Приехав в Прагу без денег и знакомых, преосвященный Сергий добрался до храма. Случайный прохожий отвел его к русским эмигрантам. Вскоре духовный отец епископа Сергия, митрополит Евлогий, временно управляющий западноевропейскими приходами Московской патриархии, назначил владыку Сергия епископом Пражским и своим викарием в Чехословакии, Австрии и Венгрии.
В жизни русского Зарубежья 20-х – 30-х годов Прага занимала особое положение. Если Париж называли «столицей эмиграции», Харбин – «Россией за границей», а Берлин – «мачехой русских городов», Прага по праву именовалась «русскими Афинами» или «русским Оксфордом», как центр образования и науки. Епископ Сергий должен был ободрить труждающихся и примирить озлобленных, сделав духовную жизнь во Христе основой интеллектуального совершенствования и духовного благополучия своей паствы. Обстановка для архипастыря была довольно тяжелой. Среди пражских русских преобладали те, кто имел «демократические» взгляды – либералы, эсеры и меньшевики, даже бывшие террористы, большинство из них разделяли характерное для широких кругов интеллигенции негативное отношение к Церкви. Не случайно в Праге так и не появилось ни одного прихода Русской Православной Церкви за границей – у пражских эмигрантов отношение к монархии было резко негативным. Секретарем владыки Сергия стал Аркадий Струве, сын знаменитого либерала, публициста, организатора антиправительственной партии «Союз освобождения» (в 1903 году) барона Петра Бернгардовича Струве. Аркадий оставался с владыкой Сергием и позже, в Вене и Берлине, ездил с ним в Советский Союз, но, будучи французским подданным, в Казань за ним не последовал.
Далекому от политики архиерею пришлось решать и церковно-политические проблемы. В это время среди чехов довольно широко распространяется Православие (в основном, Православие принимали бывшие гуситы и протестанты), но православные чехи не хотели подчиняться русским иерархам. Возникшую в Праге чешскую православную общину попытался возглавить архимандрит Савватий (Брабец/Врабец), чех, получивший образование в Воронежской духовной семинарии и Киевской духовной академии, служивший в России смотрителем духовного училища. Константинопольский патриарх рукоположил Савватия во епископа «Всея Чехии». Вернувшись в Прагу, тот попытался отобрать у русской общины Никольскую церковь. Правительство оставило церковь в общем пользовании владыки Сергия и Савватия. Совместное пользование продолжалось довольно долгое время. Но вскоре чешские православные общины возглавил епископ Горазд, будущий священномученик, находившийся в каноническом подчинении Сербской церкви. Он не претендовал на Никольскую церковь, а Савватий с немногими сторонниками оказался выдворен из русского храма.
В 1924-25 годах усилиями владыки Сергия, при поддержке премьер-министра Чехословакии Карела Крамаржа и его русской супруги Надежды Николаевны, на русском участке кладбища в Ольшанах был построен еще один храм, в честь Успения Пресвятой Богородицы.
С 1929 года ближайшим сотрудником владыки Сергия стал отец Исаакий (Виноградов)[8], на которого было возложено, в первую очередь, преподавание Закона Божия[9].
События, происходившие в России после смерти патриарха Тихона, изменили каноническую подчиненность и самого епископа Сергия Пражского. В Европе многие духовные лица и прихожане, ранее сохранявшие лояльность Московской Патриархии и не принимавшие явно раздорнической позиции Русской Православной Церкви за границей, негативно встретили приход к руководству Церковью митрополита Сергия (Страгородского), а позже и его известную Декларацию 1927 года. Владыка Сергий (Королев), который с юношеских лет почитал митрополита Сергия (Страгородского), не высказывал своего отношения к этим событиям. Но его духовный отец и митрополит Евлогий отказался подчиняться митрополиту Сергию, 10 июня 1930 года был уволен им от управления русскими церквами в Западной Европе и запрещен в священнослужении.
В 1931 году митрополит Евлогий ушел в юрисдикцию Константинопольской патриархии, за ним последовало и большинство ранее подчинявшегося Московской Патриархии духовенства и прихожан. Среди них оказался и владыка Сергий со всей своей паствой.
Духовный облик владыки, вобравший в себя лучшие черты православного святительства и старчества, привлек к нему множество людей. Общение с ближними в любви Христовой и общение с Богом в Церкви стали двумя дорогами, по которым он вел свое «словесное стадо» в Царство Небесное.
«Мы призваны к общей жизни, и общение с людьми есть поэтому христианский долг, – говорил владыка в беседе «О подвиге общения». – Человек, общаясь с другими и творчески преодолевая разделение, раскрывает свои ценности, обогащается сам и тем самым обогащает других». Современники отмечали, что вся «политика» епископа Сергия заключалась в непосредственном личном общении с верующими. Он постоянно участвовал в жизни своих прихожан, часто исполняя обязанности приходского священника. В Праге не было русской семьи, где он не крестил бы детей, не венчал молодых и не напутствовал умирающих. Он знал всех русских пражан по имени, помнил об их семейных праздниках и не упускал возможности спеть «многая лета» и преподнести подарки виновникам торжеств.
Велика была его помощь нуждающимся и забота о больных. Как правило, у него не залеживались пожертвованные ему деньги, перчатки, теплые вещи и т. п.. Бедность среди эмигрантов была делом обычным, а он не мог оставить ближнего без утешения.
Епископ Сергий снимал комнату на четвертом этаже в доме №74 по Легеровой улице. Домохозяйка, «тетичка» Франтишка, пожилая чешка, испытывала к Владыке глубокое уважение, а он отвечал ей искренней сыновней любовью. Каждый четверг в тесной архиерейской комнате за большим обеденным столом собирались люди: пили чай из самовара, угощались вареньем владыкиного приготовления, обсуждали различные вопросы, спорили. За столом одновременно сидели 20-25 гостей, а за день через порог квартиры переступало до двухсот человек.
Епископ Сергий использовал уставное богослужение как сильнейшее миссионерское средство. Кроме воскресных и праздничных дней он служил каждую среду и пятницу. Не имея вокруг себя многочисленного духовенства, он с помощью одних юных прислужников создавал торжественные архиерейские службы.
До 1938 года преосвященный Сергий довольно часто покидал Прагу, он бывал в Париже и в Берлине, в Хельсинки и Стокгольме. Духовные дети появились у него не только в Чехословакии, но и в Эстонии, где он бывал в Псково-Печерском монастыре[10] и в Таллинне и Нарве. Почитатели владыки Сергия, пражские интеллигенты, посетившие вместе с ним Эстонию, открыли в нем еще один удививший их талант – умение говорить с простыми русскими людьми и православными эстонцами – рыбаками, крестьянами, торговцами на базаре – и на духовные, и на житейские темы[11].
В результате так называемого «Мюнхенского сговора» близорукие руководители Англии (Чемберлен) и Франции (Даладье) предали Чехословакию, и в марте 1939-го немецкие войска вошли в Прагу. Чехия была переименована в «Протекторат Богемии и Моравии», управляемый оккупационными немецкими властями, а Словакия, где у владыки Сергия тоже было немало духовных детей, стала формально независимым государством с марионеточным прогитлеровским пра-вительством. Многие прихожане вла-дыки Сергия оказались в концентра-ционных лагерях, а сам он снова оказался лицом к лицу с беспощадной госу-дарственной машиной.
По отношению к православным позиция немецких властей была жесткой. В Германской империи могла существовать только одна православная иерархия – Германская епархия Русской Православной Церкви за границей во главе с митрополитом Серафимом (Ляде). С благословения митрополита Евлогия 3 ноября 1939 года епископ Сергий заключил с митрополитом Серафимом соглашение. «Евлогиане» сохранили самоуправление и лишь формально подчинялись Германской епархии. Глава Чешской епархии епископ Горазд тоже вошел в подчинение митрополиту Серафиму (Ляде), но в 1942 году принял мученическую смерть за то, что в его храме скрывались бойцы чешского Сопротивления, организовавшие казнь гитлеровского палача чешского народа Гейдриха.
С началом немецкой оккупации для владыки началось время скорби и исповедничества, которое продлилось до самой смерти святителя. Он защищал гонимых и укрывал у себя бежавших из немецких концлагерей, это могло стоить ему жизни.
В России положение Церкви изменилось. Советское руководство стало активно эксплуатировать патриотические ценности и было вынуждено пойти на смягчение гонений. Храмы возвращались верующим, было восстановлено патриаршество, и Патриархом Московским и всея Руси стал митрополит Сергий (Страгородский), с молодости почитаемый епископом Сергием. Гитлеровцы настаивали на признании этого акта незаконным. 21 октября 1943 года в Вене состоялось совещание зарубежных иерархов во главе с предстоятелем Зарубежной Церкви митрополитом Анастасием. Был там и владыка Сергий. Итогом совещания стало подписание декларации, провозгласившей избрание Московского Патриарха не соответствующим церковным канонам. Владыка не подписывал декларацию, но в тексте, опубликованном в газетах, стояла и его подпись.
Между тем наступил перелом в войне. Советская армия рвалась в Европу. Многие жители оккупированных областей уходили вслед за отступающими немецкими частями, боясь преследований со стороны коммунистов. Прагу наводнила волна русских беженцев, и всех их утешал епископ Сергий. Когда немцы отошли за Карпаты, возникла угроза и русским эмигрантам первой волны. Владыка духовно укреплял тех, кому предстоял крестный путь через сталинские лагеря, и подбадривал тех, кто, теряя все, снова бежал на Запад, но сам не соглашался покинуть свою кафедру. Остался в Праге и его соратник с 1929 года архимандрит Исаакий (Виноградов), бывший офицер Добровольческой армии, дважды раненный в боях с большевиками.
Пасхальные майские дни сорок пятого прошли в суматохе боев. В Праге и ее окрестностях смешались немцы, восставшие чехи, власовцы из 1-й дивизии РОА. Снаряды и бомбы сеяли в городе смерть и разрушение. Был серьезно поврежден Никольский собор, и центр богослужебной жизни переместился в Успенскую церковь на Ольшанском кладбище. Наконец, Прагу заняли советские части. Открылась настоящая охота за эмигрантами. Арест грозил всем, независимо от их отношения к немцам. Одних палачи НКВД расстреливали здесь же, во дворе пражской тюрьмы Панкрац, других отправляли в рабство в бесчисленные лагеря смерти. Погибли многие ученые, общественные и культурные деятели. 24 мая был арестован архимандрит Исаакий (Виноградов). Его приговорили к десяти годам лагерей, припомнив белогвардейское прошлое, и отправили в Карагандинские лагеря. Только после заступничества владыки Сергия и официального ходатайства перед советскими властями патриарха Алексия больного и измученного отца Исаакия освободили 3 мая 1946 года.
После окончания войны все православные общины на территории Чехословакии, как входившие в юрисдикцию митрополита Евлогия, так и Чешской епархии Сербской Православной Церкви, воссоединились с Русской Православной Церковью. Архиепископ Фотий (Топиро), по поручению патриарха Алексия совершивший в октябре 1945 поездку по европейским странам, встречался с владыкой Сергием уже как с епископом Московского патриархата. Постановлением Синода от 2 апреля 1946 года[12] архиепископом Пражским и Чешским был назначен архиепископ Елевферий (Богоявленский). Владыка Сергий (Королев) освобождался от управления русскими приходами в Чехословакии и был оставлен настоятелем прихода в Праге. 17 апреля 1946 года, ко дню двадцатипятилетия епископской хиротонии, владыка Сергий указом патриарха Алексия (Симанского) был возведен в сан архиепископа. Он продолжал служить в Успенской церкви на Ольшанском кладбище, потому что Никольский собор новые чехословацкие власти так и не вернули.
7 июня 1946 года (по журналу Синода – 5 июня) владыка Сергий (Королев) был назначен архиепископом Венским, викарием Западно-Европейского экзархата. 19 июля он прибыл в Вену[13]. Там он продолжил свой пражский путь. Он так же утешал страждущих, помогал разоренным войной, на его богослужения собирались не только православные, но и старокатолики и протестанты, и всех он учил христианскому общению на скромных застольях у себя на квартире. Сам он очень нуждался[14] и находился под постоянным наблюдением спецслужб, но когда ему предложили бежать в американскую зону оккупации, он ответил: «Нет. Меня вернут в Россию, и там я умру. Я останусь на месте, которое определил мне Бог». Он продолжал посещать Прагу, встречаться со своими духовными детьми и служить в Успенской церкви.
Внешне положение владыки Сергия было достаточно почетным – 21 октября 1946 года он был назначен экзархом вновь созданного Средне-Европейского экзархата. Но его не пустили в Париж, ни на похороны его отца по монашеству и многолетнего наставника митрополита Евлогия (Георгиевского), скончавшегося 8 августа 1946 года в Париже, ни на оглашение его духовного завещания. Советские власти опасались, что, оказавшись вне их контроля, владыка Сергий останется на Западе. Зато указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 мая 1947 года архиепископ Сергий (Королев) получил советское гражданство. В советском паспорте владыка именовался не монашеским и не мирским, а смешанным именем – «Сергий Дмитриевич Королев». Епископ Венский Сергий дважды побывал в СССР. В первый раз он пробыл в Москве и Троице-Сергиевой Лавре с 21 по 24 октября 1947 года, во время этой по-ездки посетил и Ленинград. По итогам этой поездки была опубликована статья, которая произво-дит сложное впечатление[15]. Органы надзора за Цер-ковью восприняли эту статью как обозначение лояльности владыки Сергия к советскому режиму. Но текст выглядит очень выверен-ным – владыка не мог себе позволить ни одного слова критики советских порядков и положения Церкви в СССР, но не хотел в политических целях рекламировать советскую политику. Он пишет о том, что храмы в Москве и Ленинграде полны людьми (при этом как бы подразумевалось, что храмов слишком мало), ужасается разрушениям военного времени, восхищается зданиями московских и ленинградских театров, хорошим исполнением классической музыки по радио.
Второй раз владыка Сергий побывал в Москве в июле 1948 года, во главе делегации Средне-Европейского экзархата на праздновании пятисотлетия автокефалии Русской Православной Церкви. 16 ноября 1948 года Средне-Европейский экзархат был упразднен, а владыка Сергий был назначен архиепископом Берлинским и Германским. Почти за два года он побывал и в Дрездене, и в Лейпциге, в православном храме на месте «Битвы народов» 1813 года, но ни разу не оказывался вне советской зоны оккупации (после 7 октября 1949 года – Германской Демо-кратической Республики), хотя подчиненные ему приходы были и в Гамбурге, и в Мюнхене, и в Штуттгарте. Но опасения советских властей были напрасны. Если бы архиепископ Сергий хотел оказаться на Западе, он мог бы уехать и из Праги, и из Вены, и из Берлина. Но владыка хотел быть с Церковью и народом.
26 сентября 1950 года владыка Сергий был назначен в Россию, архиепископом Казанским и Чистопольским. Покидая Берлинскую кафедру, он был свободен от каких-либо иллюзий. Семь лет, пережитых в оккупированной немцами Праге, и еще пять лет под надзором спецслужб в разных городах подсоветской Европы прибавили к его пастырскому подвигу подвиг исповедничества. В застенках НКВД пропадали его духовные чада, на его глазах рушилась жизнь ближних. Впереди Владыку ждала далекая Казань и новые испытания, но радость от близости Родины была сильнее всех естественных страхов.
Прибыв в столицу Советской Татарии 30 октября 1950 года, он отслужил первое архиерейское богослужение в кафедральном Никольском соборе на улице Баумана[16]. После трех десятилетий церковной смуты и гнета короткое двухлетнее архипастырство Сергия Пражского стало для Казанской Церкви временем отдыха и обновления сил перед новыми потрясениями. Духовная сила владыки очень повлияла на верующих. Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви Клочков докладывал казенным номенклатурным языком: «Архиепископ Сергий никаких особых мероприятий не провел, но он ввел в казанских городских церквях ежедневную службу. Ежедневно их посещает и часто служит сам. Этим он достиг того, что верующих стало больше ходить в церковь, и поднял свой авторитет»[17]. Еще через три месяца Клочков отмечал в своем отчете, что доходы казанских храмов резко выросли[18].
Обстановка в послевоенной России была непростой. Тяжкие лишения, атмосфера страха и доносительства, особенно усилившаяся в конце 40-х – начале 50-х гг. в связи с кампанией по борьбе с космо-политизмом и новым витком шпиономании, не обошли и Церковь, тем более что для властей люди верующие были заведомо неблагонадежными. Даже прилежные прихожане боялись откровенно говорить друг с другом. Именно уныние и недоверие к людям архиепископ Сергий в первую очередь искоренял среди пражских эмигрантов. Теперь он был призван бороться с ними на Родине. Его уже нельзя было испугать тиранией, и в Казани он продолжал делать то, что делал и во время польского гонения, и при нацистах. Снова на богослужение стекалось множество людей, снова церковные стены оглашались тихим голосом Владыки, снова он с любовью и добротой смотрел на каждого приходящего к нему.
Одна из духовных очерей владыки Сергия, Елена Борисовна Пальчикова, дочь предводителя казанского дворянства, почти полстолетия собирала воспоминания разных лиц о своём духовном отце. Вот как она рассказывает о своей первой встрече со святителем:
«Я очень люблю храм и богослужение, раньше не пропускала ни одного памятного дня. Ходила и на кладбище (в храм Ярославских Чудотворцев), но больше всего я любила Покровскую церковь (имеется в виду Покровский храм Никольского собора). Однажды мне сказали, что к нам приехал новый архиерей, и я из любопытства пошла в Никольский собор. Владыка мне не понравился – маленький, толстый, и я больше не ходила на архиерейские службы. Наступил праздник Покрова Божией Матери, Владыка служил в нашей церкви. Когда он обходил храм с кадилом, то как бы случайно посмотрел на меня. И я вдруг увидела лицо старца с дивными глазами, которые как будто читали мою душу. Я всей душой поклонилась ему, полюбила и стала посещать все его служения, не пропуская, до самой его кончины».
С середины сороковых годов до перестройки в Ка-зани действовало всего три храма: Никольский Собор, составляющий один комп-лекс со старинной Покров-ской церковью; храм на Арском кладбище, где богослужение не прекращалось в самые лютые времена, и церковь Казанской иконы Божией Матери в пригородном селе Царицыно.
Владыка Сергий внес в богослужебную жизнь Казани свойственный ему творческий дух. Несмотря на преклонный возраст и слабое здоровье, он исправно выстаивал все службы и подолгу прикладывал прихожан ко кресту, давая при этом духовные наставления. Люди, служившие с ним, вспоминают, как при нем само собой прекращалось праздное хождение по алтарю и просто совестно было вести лишние разговоры. При этом все его замечания священнослужителям носили исключительно доброжелательный характер и были сопряжены с молитвой о них. Он ввел ежедневное служение молебнов Богородице после Литургии и обязательное пение акафиста в честь Ее Казанской иконы на воскресной вечерне. Последняя традиция прочно укоренилась в богослужебной жизни Казани и сохраняется до наших дней. Кроме того, Владыка украсил древний список с Казанской иконы, находящийся в кладбищенской церкви, девятью лампадами и опубликовал в «Журнале Московской Патриархии» статью, посвященную истории Казанского образа.
Он жил в двухэтажном доме епархиального управления по улице Лесгафта, 40. Свою комнату все время украшал цветами и молодыми ветками. Любил по вечерам гулять по казанским улицам. Его обычные маршруты проходили по Вишневского и соседним местам. Он захаживал в запутанные переулки «Калуги» и в Клыковку (ныне район улицы Красная Позиция), которая тогда имела славу казанского «Шанхая». Интересно, что в условиях победившего социализма архиепископ Сергий не изменил пражскому обыкновению всегда ходить в рясе или подряснике и добираться до храма пешком. Странный гость на нищих и тихих улицах нес с собою мир и благословение.
Во время прогулок владыка подмечал, где люди живут бедно, у кого требует ремонта дом, а потом старался помочь им. Люди, знавшие его, отмечают, что он никого не баловал подачками, но помогал именно тем, кому это было нужно, а на такую помощь порой уходил весь его архиерейский доход[19]. В его лице находили утешение и запуганные властями «бывшие», такие как Елена Борисовна Пальчикова, и утом-ленные беспросветным существованием жители рабочих окраин. Каждому человеку он уделял время в храме, а особенно близких людей приглашал домой, поил чаем из старого самовара и кормил вареньем собственного приготовления.
Известный православным казанцам церковный старожил Виктор Андреевич Лошадкин не раз путешествовал по Татарии в качестве архиерейского иподиакона. По его словам, никто другой не удостаивался такого радушного приема, с каким народ встречал архиепископа Сергия. Осенью 1951 года владыка отправился на юг Республики, в Нурлатский район, где должен был освятить Тихвинско-Богородский храм села Тюрнясева[20]. В числе сопровождавших его лиц был и 26-летний иподиакон Витя. Теперь, спустя полвека, он с мельчайшими подробностями вспоминает те дни:
«Мы добрались до Нурлат на поезде через Ульяновск. На станции не было перрона, и Владыка, уже старенький, не мог сам сойти с подножек, так что мне пришлось брать его на руки. За нами пришла полуторка, и мы поехали в Тюрнясево. Владыка сел в кабину, а мы с настоятелем Никольского собора о. Николаем Евтроповым, протодиаконом о. Василием Красновым ехали в кузове. В Тюрнясеве нас встречал священник отец…, по-моему, Леонид Орлов с народом. Открытие Тюрнясевской церкви было заслугой Владыки, она тогда была вся разломана, не было и иконостаса, но люди ждали службы.
Когда Владыка шел к храму, народ выстроился в живой коридор длиной в 150-
Было холодно, но, хотя стоял октябрь, никакого дождя не было. Мы ехали по грунтовой дороге среди полей. Здесь я впервые увидел, как дикие гуси поднимаются с земли в небо. Они, видимо, собирали зерно на ржаном поле, а когда машина стала приближаться, полетели клином…
В Биляр-Озере нас встречали еще приветливее. Услышав, что приехал Владыка, народ собрался из окрестных деревень. Лицо у Владыки было светлое, улыбающееся. От него как бы сияло, так что приятно было смотреть… И вот снова люди выстроились в две шеренги, и женщины снова расстилали на пути Владыки платки. Мужчин было меньше, и они стояли в стороне. Правда, некоторые подходили под благословение (наверное, на фронте страху нагляделись). В стороне же выстроились школьники вместе с учительницей, человек шестьдесят. Они смотрели на происходящее со вниманием и удивлением и, пожалуй, не видели такого ни в жизни, ни в кино. Во время службы в храме не было свободного места. Отслужив всенощную и Литургию, мы поехали обратно в Казань.
На вокзале Владыку ждала церковная «Победа», я же отправился домой на трамвае. Прощаясь, Владыка со словами: «Ну, спасибо тебе!» – протянул мне запечатанный конверт, в котором я, вернувшись домой, обнаружил 200 рублей…».
В январе 1952 года владыка Сергий заболел. Он никому не рассказывал о своих страшных болях, но с этого времени люди стали замечать, что их предстоятель вы-глядит все хуже. На четвертой неделе Великого Поста последовал неутешительный диагноз – рак мочевого пузыря. 3 мая он перенес операцию в одной из московских клиник, а 27 мая выехал в Одессу, где находился до середины июля. На обратном пути в Казань он посетил Москву и Подмосковье, где провел свое детство.
В Казани его ждала долгожданная встреча со старым пражским другом и сподвижником архи-мандритом Исаакием. Отец Исаакий теперь служил в Алма-Ате, и когда 18 сентября ему пришло время возвращаться домой, владыка сказал ему: «Наверное, с Вами мы больше не увидимся…»[22]. Архимандриту Исаакию владыка завещал свою «лиловую нешелковую мантию на черной подкладке». Во второй половине октября состояние здоровья владыки ухудшилось.
До самого последнего дня рядом с Владыкой была его преданная духовная дочь монахиня Сергия († 1969), знавшая его еще архимандритом Яблочинского монастыря. После мытарств по сибирским ссылкам она поселилась в Казани, в доме, который архиепископ Сергий помог купить ей и еще нескольким монахиням. Ее воспоминания гораздо лучше передадут атмосферу тех дней и боль, которой отразились они в сердцах верующих: «Последнюю службу (владыка) служил 8/21 октября. Вечером приехал в кладбищенскую церковь, на постоянный акафист Божией Матери, но сидел или стоял в алтаре, а служить уже был не в состоянии. Прикладывался к Чудотворному Образу и как-то особенно припал головой к Нему. В алтаре он благословил все духовенство, многие плакали, предчувствуя, что это его последнее посещение Святыни. Он едва передвигал ногами, так как левая нога у него очень болела. Владыка все переносил молча, не любил вопросов о болезни и не велел никому писать. Не хотел он, чтобы родные его приехали[23], но за 10 дней до его кончины, хотя он и не велел этого, они приехали, чем очень огорчили Владыку. Встретил он их словами: «Хоронить приехали», – совсем замкнулся, ни с кем не разговаривал, только молча молился. Слег он окончательно за три недели до кончины. За месяц до смерти пропал голос, говорил шепотом, было частое дыхание и кашель, поражение раком горла и левого легкого. Почти ничего не ел, с трудом глотал жидкость. Температура была 38-39, сам уже не мог ни встать, ни повернуться. С трудом поворачивали его на правый бок. Видимо, страдал духовно и физически очень, но все молчал, и только взор его чудных глаз был постоянно с грустью устремлен на иконостас. В последние дни все лежал с закрытыми глазами, отвечал на вопросы односложно, дышал кислородом, ему делали вливание глюкозы и этим его поддерживали.
17-го декабря Владыка приобщился, и ему стало лучше, открыл глаза и выпил полстакана какао, а к вечеру дыхание стало ускоряться, особенно с двух часов ночи. Весь тот день был тяжелый, иногда вырывался сдержанный стон, давали напиток, и он засыпал. С 12-ти часов на 18-е декабря дыхание стало ужасно частым, поверхностным, а в 45 минут первого часа ночи он только вздохнул, дыхание оборвалось, снова вздох, затихло, третий вздох и погас... на земле Божий Светильник, ярко светивший и горевший на священной ниве святого Православия. На правом глазу появились две слезинки…».
Секретарь Казанского епархиального управления протоиерей Николай Евтропов пытался добиться от властей разрешения на торжественный перенос тела владыки из дома на улице Лесгафта в церковь Ярославских Чудотворцев (около километра), но в этом было категорически отказано. Тело владыки привезли в храм на грузовике.
Прощание проходило с 18 по 21 декабря, кладбищенский храм посетили тысячи казанцев и жителей других городов и сел Татарии. Заупокойное Евангелие по владыке читал уважаемый им казанский протоиерей Борис Филипповский. 22 декабря состоялось отпевание, которое служили архиепископ Можайский Макарий (Даев), епископ Чебоксарский и Чувашский Иов (Кресович) вместе с многочисленным собором духовенства Казанской и Чебоксарской епархий. Владыка похоронен за алтарем храма, его могила является одним из почитаемых мест в Казанской епархии.
В настоящее время идет работа по подготовке материалов для канонизации владыки Сергия.
Примечание
1. Сестра владыки Елена Дмитриевна Каменева и ее сын Николай Георгиевич жили в этом доме и в 1953 году (улица Мантулинская, дом 24).
2. В опубликованных жизнеописаниях владыки Сергия говорится о том, что он был восьмым ребенком в семье. Но, судя по документам, у него была только одна старшая сестра Елена.
3. О событиях в Московской академии в 1905-1906 гг. см.: Голубцов С. Московская духовная академия в революционную эпоху… – М., 1999.
4. Священномученик Серафим (Остроумов Михаил Митрофанович) (1880-1937). Уроженец Москвы. Выпускник Московской духовной академии 1904 года, после выпуска постригся и был оставлен в академии доцентом. С 1906 года наместник. С 1907 года настоятель Яблочинского монастыря, с 1914 ректор Холмской семинарии. С 1916 епископ Бельский, викарий Холмской епархии. С 1917 епископ Орловский и Севский. С 1927 архиепископ Смоленский и Дорогобужский. В 1936 арестован. Расстрелян в Смоленске 8 декабря 1937 года. Канонизирован 17 мая 2001 года.
5. Журнал заседаний Совета Московской духовной академии за 1906 год. – Сергиев Посад, 1908. – С. 305-306.
6. Митрополит Евлогий (Георгиевский Василий (1868-1946). Выпускник Московской духовной академии 1892 года, с 1895 в монашестве, с 1897 ректор Холмской духовной семинарии. С 1903 епископ Люблинский, викарий Холмской епархии, с 1905 епископ Холмский и Люблинский. Был не только религиозным, но и политическим лидером православного населения Холмщины,
от которого был избран в Третью Государственную Думу. С 1914 архиепископ Волынский. В 1919 вместе с Волынской епархией оказался вне границ России. С 1921 в Париже, управляющий приходами Русской Православной Церкви в Западной Европе, отстаивал правоту патриарха Тихона в борьбе с Русской Православной Церковью за границей.
7. Противоречивость положения Холмского края (Холмской Руси) состоит в том, что, с одной стороны, исторически он безусловно составляет часть Польши во всех возможных вариантах ее границ, а с другой, значительную часть его населения составляют православные. Если в других частях современной Польши большинство православных составляют украинцы и белорусы, то для православного населения Холмского края родным языком был польский. Сейчас они называют себя православными поляками, но в начале XX века этническая ситуация была сложной. Официальная линия Синода, которая состояла в стремлении к «обрусению» местных православных, была небезупречной.
8. Епископ Исаакий (Виноградов Иван Васильевич) (1895-1981). Бывший офицер, штабс-капитан, служил в знаменитом Дроздовском офицерском полку Добровольческой армии Деникина, был дважды ранен в борьбе с большевиками. В 1928 году закончил Богословский институт в Париже и был пострижен митрополитом Евлогием. В 1928-1945 гг. – ближайший соратник владыки Сергия в Праге. В 1945-1946 гг. – в лагерях в Казахстане. С 1946 года служил в Актюбинске, Алма-Ате, с 1958 года настоятель собора в городе Ельце, один из самых почитаемых старцев второй половины XX века.
9. По законам Чехословакии все дети обязаны были изучать Закон Божий, оценка выставлялась в аттестат. Учащиеся русских школ изучали его в рамках основных занятий, но большая часть детей эмигрантов, учившихся в чешских школах, ходила на занятия в храм в свободное время.
10. В издательстве Псково-Печерского монастыря епископ Сергий опубликовал свои первые проповеди: О подвиге общения. – Печоры, 1938; О благобытии. – Печоры, 1938.
12. Даты послевоенных назначений владыки Сергия приводятся по старому стилю, в соответствии с делопроизводством Синода.
13. В то время Вена, как и вся восточная часть Австрии, находилась под контролем освободившей ее Советской армии и советской оккупационной администрации.
16. Его предшественник епикоп Гермоген (Кожин), добившийся возвращения Никольского собора, ни разу в нем не служил.
17. Центральный государственный архив историко-политической документации Республики Татарстан. Ф. 15. Оп. 6. Д.
18. Там же. – Л. 56.
19. В 1951 году заработная плата владыки составила 232 тысячи рублей, налоги с нее были взяты в размере не 13%, как у граждан, работавших в государственных или кооперативных учреждениях, а 53%, как у «служителя культа» или «некооперированного кустаря». В результате полученная владыкой Сергием сумма примерно соответствовала доходам первого секретаря райкома ВКП (б) или ректора вуза.
20. Храм был передан верующим в 1945 году.
21. Преображенский храм в селе Биляр-Озеро был передан верующим в 1945 году.
22. Офицер, монах и пастырь. Архимандрит Исаакий (Виноградов). – М., 2005. – С. 148-149.
23. Сестра Елена Дмитриевна Каменева и племянник Николай.
Разделы фотоальбома
Последние добавления
