Город Катана находится на острове Сицилии. Св. Лев, епископ этого города, отличался истинным благочестием, был отцом вдов и сирот, помощником странных и убогих. За такую великую любовь к ближним Бог наградил св. Льва даром чудотворения.
Во дни его жил в г. Катане некий волхв, по имени Илиодор. Он был сыном благочестивых родителей и сам был крещен в Христову веру, но потом тайно отрекся от Христа и стал служить бесам, волхвовать и смущать народ своими обманами. Св. Лев неоднократно увещевал его оставить волхование, раскаяться и обратиться к Богу, но Илиодор только смеялся над святителем и не только не старался исправиться, но задумал еще большое зло: он простер свои волхования на самый храм Божий. Однажды, когда св. Лев совершал богослужение, в храм вошел Илиодор и начал тайно волховать. Своим искусством он достиг того, что одни молящиеся начали кричать, другие стучать неистово ногами, третьи — смеяться громко и т. п. Словом, произошло великое смятение и соблазн. Видя такой успех волхований Илиодора, св. Лев решил посрамить его. Он горячо помолился Богу, затем взял своим архиерейским омофором за шею волхва, вывел его из храма на середину города и велел там разложить огонь. Когда это было исполнено, св. Лев сам ввел волхва на костер и держал его там до тех пор, пока тот совсем не сгорел. Между тем сам святитель остался совершенно невредимым. Вернувшись в храм, он докончил прерванное богослужение. Это преславное чудо привело всех в ужас, ибо при сожжении Илиодора роса Св. Духа окружала св. Льва и защищала от опаления. Слух о этом прошел по всем концам земли. Император византийский, услышав об этом, призвал св. Льва к себе в Царьград и там принял его с великою честью, прося его святительских молитв пред Богом.
Много еще других чудес сотворил св. Лев: он подавал слепым прозрение, больным исцеление, изгонял бесов, ниспровергал одним словом своим идолов и т. п. Скончался он в глубокой старости, 86 лет от роду. Мощи его положены были в Риме.
Преподобный Агафон Печерский подвизался в Киево-Печерском монастыре в ХIII-ХIV вв. Он был целителем болезней и имел дар пророчества. Святой предузнал день своей кончины. Мощи его почивают в Дальних пещерах Киево-Печерского монастыря.
Преподобномученик Корнилий Псково-Печерский (1501-1570 гг.) родился в Пскове в боярской семье. Родители его, Стефан и Мария, воспитывали сына в благочестии и страхе Божием. Уже в раннем возрасте мать заметила у отрока Корнилия особенную склонность к духовной жизни, научила его молитве и привила любовь к странникам. Чтобы дать сыну образование, родители отдали его в Псковский Мирожский монастырь. В монастырских стенах отроков воспитывали в послушании, обучали чтению и письму, искусству книгописания и писанию икон. В монастыре составлялись и переписывались летописи, жития Святых, Богослужебные книги. В Мирожской обители юный Корнилий подвизается под началом старца, совершая подвиги молитвы и труда, делал свечи. С особенным тщанием приготовлялся он к писанию икон, соблюдая перед этим пост, молился Пресвятой Владычице о благословили его на труд. Во время работы над иконой хранил собственную чистоту, творя в душе непрестанную молитву.
Закончив обучение, святой Корнилий вернулся в родительский дом. Пребывание в святой обители еще более утвердило его призвание к иноческой жизни.
Однажды государев дьяк Мисюрь Мунехин, человек просвещенный и благочестивый, друг семьи святого Корнилия, собрался ехать в затерянную среди лесов маленькую Печерскую обитель и взял с собою юного Корнилия. Красота природы, тихая монастырская служба в пещерной церкви преисполнили сердце юноши духовной радости и благоговением. Никогда и нигде еще он так горячо не молился. Эта поездка оказала большое воздействие на его последующую жизнь.
Вскоре он навсегда ушел из родительского дома и принял постриг в Псково-Печерском монастыре. Там преподобный Корнилий вел строгую жизнь: в убогой келье спал на досках, все свое время посвящал полезному труду и молитве.
В 1529 году преподобный Корнилий, служивший образцом богоугодной жизни, был избран игуменом. В его настоятельство число братии увеличилось от 15 до 200 человек, и это количество насельников не было превышено ни при одном из последующих настоятелей. Вставая с восходом солнца, преподобный Корнилий сам правил службу, и отдавал все силы трудам, воодушевлял братию к выполнению устава, строгому посту, молитве, напоминая о подвиге первых христиан. По своему смирению преподобный Корнилий почитал себя первым среди равных лишь по избранию.
Деятельность преподобного Корнилия распространялась далеко за пределы обители. Его жизнь была образцом деятельной любви к Богу и человеку. Он распространял Православие среди жителей окрестных мест — эстов и сэту, многие из которых крестились в монастыре. Преподобный Корнилий, всегда кроткий и приветливый, молча выслушивал людей, давал наставления, а потом благословлял с молитвой и любовью. При звуке его голоса открывалось сердце, стыд отбегал. После покаяния люди плакали облегчающими душу слезами.
Однажды на Псковщине было моровое поветрие. Люди бежали из селений в леса, подступы к городам закрывались, чтобы уберечь жителей от моровой язвы. Многие умирали не только от заразы, но и от голода. По благословению преподобного Корнилия в то страшное время иноки монастыря выходили к голодным, чтобы раздавать им вареную рожь.
По время Ливонской войны преподобный Корнилий проповедовал христианство в отвоеванных городах, строил там храмы, помогал пострадавшим, заботился о раненых. В обители погребали убитых и записывали их в синодики для поминовения.
В 1560 году, в праздник Успения Пресвятой Богородицы, преподобный Корнилий послал в благословение русским войскам, осаждавшим город Феллин, просфору и святую воду. В тот же день немцы сдали город.
Преподобный Корнилий очень любил и хорошо знал книги — он создал в монастыре большую по тому времени библиотеку. В середине XVI века Псково-Печерский монастырь перенял от Спасо-Елизаровского монастыря традицию летописания. Кроме того, святой игумен Корнилий завел большой монастырский синодик для поминовения усопших братии н благотворителей обители, начал вести “Кормовую книгу”. В этом труде он оставил последующим поколениям историческую характеристику своего времени, составил “Описание монастыря” и “Описание чудес Печерской иконы Божией Матери”.
Преподобный Корнилий расширил и украсил свой монастырь, прокопал далее монастырские пещеры, перенес деревянную церковь во имя Сорока мучеников Севастийских за монастырскую ограду, на приезжий монастырский двор, на ее месте в 1541 году поставил церковь в честь Благовещения Пресвятой Богородицы и в 1559 году построил храм Покрова Пресвятой Богородицы. В 1558-1565 годах преподобный Корнилий воздвиг вокруг монастыря надежную каменную стену, а над Святыми Вратами по своему замыслу построил каменную церковь во имя Святителя и Чудотворца Николая (1565 г.). Тем самым он поручил этому истинному защитнику чистоты Православной веры покровительство святой обители на границе с неправославными народами.
Так обитель, возникшая на границе Русского государства, стала не только светочем Православия, но и крепостью против внешних врагов России.
Другим делом преподобного Корнилия было основание в 1538 году во Пскове подворья монастыря с каменной церковью в честь иконы Божией Матери “Одигитрии”.
Во время своего управления монастырем преподобный Корнилий учредил при обители иконописную мастерскую. Трудившиеся в ней монахи учились искусству иконописи в Мирожском монастыре и по возвращении в свою обитель писали иконы и помогали преподобному Корнилию украшать храмы и обучать других иноков. В монастыре были также столярная, кузнечная, керамическая и другие хозяйственные мастерские.
О мученической кончине преподобного Корнилия написано в древней рукописи Троице-Сергиевой Лавры. Когда преподобный игумен Корнилий вышел с крестом на монастырские ворота навстречу царю Иоанну Грозному, разгневанный ложным наветом на святого игумена царь своей рукой отсек ему голову, но тотчас раскаялся и, подняв тело его, на руках понес в монастырь. Обагренная кровью преподобного Корнилия дорожка, по которой царь нес его тело к церкви Успения Пресвятой Богородицы, названа “кровавым путем”.
Раскаявшись, царь пожертвовал Псково-Печерскому монастырю множество драгоценных вкладов, вписал имя Преподобного игумена в свой синодик, но память о содеянном преследовала его всю жизнь.
Тело преподобномученика Корнилия было положено в стене “Богом зданной пещеры”, где невредимо пребывало 120 лет. В 1690 году митрополит Псковский и Изборский Маркелл перенес его мощи, прославившиеся исцелениями больных, из пещеры в соборный храм Успения Пресвятой Богородицы и положил в новом гробе в стене.
17 декабря 1872 года мощи преподобного Корнилия были переложены в медно-посеребренную раку, а в 1892 году — в новую раку. Полагают, что служба преподобномученику была составлена ко дню открытия мощей в 1690 году.
Св. Садок был епископом селевкийским и ктезифонским (в Персии). В это время царем персидским был Сапор II, воздвигнувший сильное гонение на христианскую веру. Св. Садок в оковах был доставлен в г. Бет-Лапат и после многих мук умерщвлен мечом (в 342 г.). О своей мученической кончине св. Садок предупрежден был в сонном видении. «В эту ночь видел я, — рассказывал он, — во сне лестницу, доходившую до небес; наверху лестницы стоял в великой славе, св. епископ Симеон (предшественник Садока), который сказал мне: «Иди ко мне, Садок, иди и не бойся! Я вошел сюда вчера, а ты войди ныне». После сего видения верую я, что буду взять на мучение за Христа. А слова св. Симеона: «Я вошел вчера, а ты войди ныне», означают, что он пострадал в прошедший год, а я пострадаю в этот... Не убоимся же, братие мои, когда придет смерть, но каждый из нас да станет добрым Христовым воином!» Так действительно, и было.
Вместе с св. Садоком пострадали в Селевкии 128 человек, в числе которых было и 9 дев, посвятивших себя Богу. Все они, связанные железными оковами, томились в мрачной и удушливой темнице пять месяцев, после чего, по приказанию Сапора II, были усечены мечом. Об этих мучениках писал св. Маруфа в своей «Истории мучеников персидских», страданий которых он был очевидцем.
Святитель Агафон Римский родился в Сицилии, в благочестивой христианской семье. После смерти родителей принял иночество в одном из монастырей и предался иноческим подвигам. В 679 г. за свою добродетельную жизнь был поставлен архиепископом г. Рима. Господь прославил своего угодника многими чудесами. Святитель Агафон мирно отошел ко Господу в 682 г.
В течении своей многовековой истории Валаамская обитель, находившаяся близ границы владений Великого Новгорода со Швецией, неоднократно разорялась шведами. При короле Густаве Ваза (1523-1560 гг.) в Швеции была проведена Реформация. Во времена правления его сына Иоанна III, военный отряд из новообращённых лютеран — которые, по словам святого Игнатия (Брянчанинова), «пылали ещё фанатическим пристрастием к своей лишь родившейся вере» — преследуя православных корел, по льду перешел с материка на остров и напал на монастырь. 20 февраля 1578 года 18 достоблаженных старцев и 16 послушников были мученически истреблены за твёрдость в православной вере. Их имена с пометой «побиты от Немец на Валааме старцев и слуг» были внесены в синодик, оказавшийся впоследствии в Васильевском монастыре: священноинок Тит, схимонах Тихон, инок Геласий, инок Серий, инок Варлаам, инок Савва, инок Конон, инок Сильвестр, инок Киприан, инок Пимен, инок Иоанн, инок Самон, инок Иона, инок Давид, инок Корнилий, инок Нифонт, инок Афанасий, инок Серапион, инок Варлаам, послушники Афанасий, Антоний, Лука, Леонтий, Фома, Дионисий, Филипп, Игнатий, Василий, Пахомий, Василий, Феофил, Иоанн, Феодор, Иоанн. Нападения шведов продолжались. На Валааме нет камня, который не был запечатлён кровью подвижническою.
В XIX веке один из валаамских иноков близ пустыни игумена Назария сподобился видения неведомых черноризцев: «они шествовали в два ряда из залитой солнечным светом зелёной рощи и пели древним знаменным распевом погребальные молитвословия. Шли они сложив руки на груди, образом же были пресветлы и очи имели кротости несказанной. Только когда шествие приблизилось к монаху, он увидел, что все черноризцы обрызганы кровью и покрыты ранами. Там, где прошли они, трава оказалась не помятой. Они исчезли так же, как и явились, в зелёной чаще, причём тихие отголоски погребального напева долго носились в воздухе».
С благословения игумена Дамаскина в день мученичества 34 иноков, 20 февраля (4 марта н. ст.) в Валаамской обители ежегодно совершалась Божественная Литургия «о вечном покое их», с которой пелась и соборная панихида.
Причислены к лику святых Русской Православной Церкви для общецерковного почитания на Юбилейном Архиерейском Соборе в августе 2000 года.
Символы - пустынное место близ Олимпийской горы (Малая Азия). Здесь в VIII веке был монастырь, архимандритом которого был преп. Феоктист, муж добродетельный и благочестивый. Среди учеников преп. Феоктиста находился преп. Тимофей. Сей подвижник еще с юных лет почувствовал склонность к иноческому образу жизни. Поступив в монастырь, он проводил самую строгую жизнь.
Окончательно умертвив в себе похоть плоти, он сделался совершенно бесстрастным и отличался таким духовными совершенством, что до конца жизни своей соблюдал девство и душевное, и телесное. За свою богоугодную жизнь преп. Тимофей сподобился быть храмом Св. Духа и восприял дар исцеления и силу против бесов. Много лет скитался этот угодник Божий по горам, лесам и пустыням, денно и нощно молясь Господу, проливая обильные слезы и орошая ими свою душу, как росой. Достигши глубокой старости, он скончался в 795 г.
Св. Евстафий был родом из памфилийского города Сиды (Малая Азия). Сперва он был поставлен епископом в г. Берии, а затем, по общему желанию всех антиохийцев, был избран в антиохийские архиепископы и утвержден в этом звании отцами I-го вселенского собора, на котором он и сам присутствовал, являясь самым строгим обличителем нечестивого еретика Ария, пресвитера александрийского. Этот еретик, как известно, утверждал, что Сын Божий не рожден от вечности Отцом, а сотворен Им. Следовательно, по его учению, Сын Божий не равен и не единосущен Богу Отцу.
Св. Евстафий ревностно и безбоязненно обличал еретиков. Ересь Ария была осуждена, и сам ересиарх был сослан вместе со своими единомышленниками. Естественно, что последователи Ария ненавидели Евстафия и употребляли все усилия к тому, чтобы очернить его и обесславить. К тому же обстоятельства складывались для них благоприятно: император Константин Великий умер, а его приемник покровительствовал арианам, так как сам принадлежал к их ереси. Вследствие этого они (ариане) овладели его вниманием и приобрели над ним такое влияние, что самовластно преследовали всех державшихся православного учения относительно лица Иисуса Христа. Некоторые православные епископы, по проискам и клевете ариан, лишились своих кафедр, а на их места ставились арианские епископы. Такая же участь постигла и св. Евстафия. Поставив своею целью ниспровержение св. Евстафия с антиохийской кафедры, ариане не брезговали никакими средствами, не постыдились даже прибегнуть к клевете и обману.
Явившись в Антиохию под предлогом оказать честь пастырю великой церкви, Евсевий Никомидийский, Феогнис Никейский и другие друзья Ария внезапно открыли собор для рассмотрения дел и учения св. Евстафия. На собор явилась некая женщина с доносом на святителя, в котором он обвинялся в безнравственном поступке — в прелюбодеянии. Этот клеветнический извет не был проверен членами собора и в таком непроверенном виде был признан достаточным поводом для лишения св. Евстафия сана. Хотя несправедливость этого обвинения скоро обнаружилась, однако, по проискам ариан, св. Евстафий был лишен сана и отправлен в ссылку. Его обвинили в том, что он не уважает императора, распространяет еретические мнения и т. п. Сперва св. Евстафий был сослан во Фракию, затем в Иллирию и, наконец, в македонский г. Филиппы, где и скончался в 345 году. Так пострадал за веру этот муж, знаменитый исповедник, благочестивый по вере, много ревновавший за истину, обличивший ересь нечестивого Ария. Мощи его в 482 г., при императоре Зиноне, были перенесены в Антиохию.
Св. Евстафий оставил после себя много сочинений философско-богословского содержания, а также очень много писем, но большая часть их не уцелела в подлинниках.
Св. Георгий происходил от богатых и знатных родителей, живших в Пафлагонии, около Черного моря. У них долго не было детей, поэтому они усердно молились Богу о даровании им ребенка. Молитва их была услышана: у них родился сын, которого они назвали Георгием. Подросши, Георгий поступил в школ, где показывал блестящие успехи во всех науках.
После обучения в школе был принят в клирики, но вскоре оставил клир и удалился в Сирикийские горы. Здесь он встретил одного благочестивого старца, принял от него иноческое пострижение и под его руководством стал вести подвижническую жизнь. После смерти своего наставника преподобный Георгий оставил пустыню и поселился в одной обители. Благочестивая жизнь его стала известна всем, и поэтому когда скончался епископ Амастридский, то, по желанию народа, в епископы Амастриды был избран и поставлен преп. Георгий. В сане епископа он прилагал все усилия к тому, чтобы быть истинным пастырем и учителем своей паствы. Он утверждал ее в божественном учении, умножал церковную утварь, строил храмы и т. п. При этом он был постоянным защитником вдов и сирот, кормильцем нищих и убогих, служа для всех истинным образцом богоугодной жизни.
Преподобный Георгий совершил много чудес. Так, например, он прогнал своими молитвами от города сарацин, опустошавших окрестную страну; спас чудесным образом амастридских купцов, несправедливо осужденных на смерть. Когда этот угодник Божий скончался в мире (в начале IX в.), то и при гробе его совершилось много чудес. Так, когда однажды россы, опустошая южные берега Черного моря, напали на Амастриду и хотели открыть гроб св. Георгия, то стали недвижимы и потом мирно удалились, восхваляя святого угодника Божия.
Фамильное предание о святой иконе Божией Матери, именуемой “Козельщанской”, взятое из записной книги графа Капниста
Первоначальное происхождение святой иконы в точности, с обозначением времени, определить невозможно. Достоверно известно только то, что эта икона находилась в семействе графа Капниста более полустолетия. Из предания же, хранящегося в семействе, можно с досто-верностью считать, что эта икона родовая и весьма старинная.
Павел Иванович Козельский, умерший в 1879 году 86 лет от роду, бывший владелец деревни Козельщины, от которого имение это более 20 лет тому назад досталось по дарственной записи Софии Михайловне Капнист, происходил по матери своей из рода Сиромахи — из запорожцев. Сам старик Козельский не раз передавал графу, что один из его предков, Сиромаха, был запорожским войсковым писарем (начальником штаба) у гетмана Полуботка.
По окончании присоединения Запорожья к России гетману Полуботку, находившемуся в то время в Петербурге, было предложено подписать свое отречение от гетманства с обещанием значительного имущественного вознаграждения за это. Когда гетман отказался, то те же предложения сделаны были и войсковому писарю Полуботка, Сиромахе. Сиромаха принял предложения, и ему было предоставлено выбрать любой кусок земли в Запорожье в полное владение. Он указал на участок между реками Ингулом и Вербовой, который и был подарен ему. Этот кусок земли, на котором впоследствии основались два селения: на Ингуле — Николаевка и на Вербовой — деревня Михайловка, перешел по наследству покойному Павлу Ивановичу Козельскому и вмещал 10000 десятин.
Награжденный землей по своему выбору, отличенный и обласканный Государыней, Сиромаха, по желанию Государыни, был обвенчан в Петербурге с одной из ее фрейлин из какого-то итальянского рода, фамилия которой в точности неизвестна. Портрет жены Сиромахи хранится и теперь, и он несомненно доказывает, что супруга войскового писаря — женщина южного происхождения.
Недолго прожила эта молодая женщина со своим мужем. Возвратясь из столицы, старый запорожец вырыл на подаренной земле землянку, в которой и жил со своим семейством. Тут же, некоторое время спустя и умерла его супруга. Основываясь на вышеизложенном, в семействе г. Козельского всегда существовало предание, что чтимый в настоящее время образ Божией Матери принадлежал жене Сиромахи. К этому убеждению приводит и то еще обстоятельство, что живопись на образе напоминает живопись итальянской школы, современной описываемому происшествию.
Когда и кем была сделана серебряная массивная риза к образу, тоже неизвестно. Можно, впрочем, предполагать, что она сделана около восьмисотых годов именно матерью Павла Ивановича Козельского, Параскевией Дмитриевной Козельской.
Икона имеет 8 вершков вышины и 6 вершков ширины без рамки; с позолоченной же и эмалированной рамкой, сделанной в 1881 году после исцеления дочери графа, Марии, имеет 10 вершков вышины и 8 ширины. Рамка работы Постникова, в серебряном ряду на Никольской.
“Эта икона, — читаем в записной книге графа, — в моем семействе, а также и в окрестностях издавна пользуется славой чудотворений. Жена моя в особенности всегда чтила икону эту, что заимствовали от нее и наши дети”. Исстари сложилось поверие, что кроме помощи в болезнях душевных и телесных эта икона в особенности помогает прибегающим к ней молодым девицам, желающим устроить свое семейное положение. При этом установился обычай, чтобы молящийся чистил ризу на святой иконе, вытирая ее осторожно ватой или чистым полотенцем. И сколько раз молитва при подобном обращении была услышана! Как скоро, удачно и неожиданно устраивалась счастливая судьба прибегающих к Божией Матери перед этим образом! Поэтому неудивительно, что риза на этой иконе была всегда очень чиста и горела, как солнце.
На иконе изображена Божия Матерь, на коленях Которой в полулежачем положении покоится Предвечный Младенец, держащий в правом руке крест. В стороне от изображения стоит чаша и около нее лжица. Можно предполагать, что художник поместил около Предвечного Младенца эти изображения, имея в виду указать на Него, как на будущего установителя таинства св. Причащения. Иные же, объясняя мысль рисунка, говорят, что икона написана на стих акафиста: “Радуйся, чаше, черплющая радость”.
Болезнь молодой графини Марии Капнист
Граф Владимир Иванович Капнист, сын бывшего Московского губернатора Ивана Васильевича Капниста, принадлежит к числу крупных землевладельцев Полтавской губернии и имеет поместье в Кобелякском уезде — деревню Козельщину. В настоящее время граф в средних летах и имеет сына и трех дочерей: сыну не более 20 лет, а меньшой дочери не более семи или восьми. Две средние его дочери до болезни, постигшей старшую, Марию, воспитывались в Полтавском институте благородных девиц. Тихо и спокойно текла жизнь семейства, которое большую часть времени жило в деревне (уезжая иногда на зиму за границу) до последнего события, глубоко поразившего семью и надолго расстроившего ее спокойствие.
На масляной 1880 года граф получил уведомление от начальницы Полтавского института о том, что его дочь Мария, воспитанница этого заведения, больна и желает видеть своего отца или мать. Нисколько не медля, граф, по первому же вызову, из своего имения отправился в Полтаву и по приезде туда нашел, что дочь его получила вывих в ступне ноги, как определил врач Мейер, от неправильного уклона ноги в сторону, уверяя при этом графа, что болезнь не заключает в себе ничего серьезного и одно только наложение на больное место гипсовой повязки может совершенно исцелить больную. Но, несмотря на таковое уверение почтенного врача, граф взял свою дочь из института и повез ее в Харьков к знаменитому хирургу Груббе. Тщательно осмотрев больную, расспросив графа обо всем, что предшествовало болезни, и не находя в прошлом ничего такого, что могло бы подготовить ее, почтенный профессор признал болезнь тоже за вывих и, по примеру Мейера, указал как на верное средство против болезни на ту же гипсовую повязку. Между тем, для большего устоя ноги по чертежам Груббе был приготовлен особый башмак, который, соединяясь с крепкими стальными пружинами, обхватывал ногу больной повыше колена, давая, таким образом, ноге возможность иметь крепкий упор, не тревожа больного места. В этом башмаке, напутствуемая наставлениями профессора Груббе и других харьковских врачей принимать внутрь железо и наружные теплые ванны, больная возвратилась с отцом в свое имение. Между тем прошел пост, наступил праздник св. Пасхи, а больная облегчения не чувствовала никакого; напротив, в первый день Светлого Христова Воскресения у нее искривилась и другая нога совершенно так же и в той же мере, как была до того времени искривлена первая. Отец и мать были весьма встревожены этим новым явлением. На другой же день отец с дочерью были уже в приемной доктора Груббе, который, признавая и в другой ноге такой же вывих, какой был и в первой, надел и на эту ногу стальные пружины и отправил больную на Кавказ лечиться минеральными водами и укрепляться кавказским горным воздухом. Но все советы оставались только советами, не принося страдалице никакого облегчения.
Во время путешествия на Кавказ больная чувствовала себя хуже и хуже, и, помимо общего упадка сил, она потеряла всякую чувствительность в руках и ногах. Уколов она не чувствовала никаких как в кистях своих рук, так и в обеих ногах от ступни и до колена. Доктор Иванов, ежегодно практикующий на Кавказских минеральных водах, был весьма заинтересован болезнью молодой графини, а потому постарался исследовать ее весьма серьезно, подвергнув строгому медицинскому осмотру каждое сочленение ее организма. Во время этого осмотра болезнь молодой девушки предстала перед вниманием исследователя во всем своем ужасающем развитии. Доктор Иванов, помимо существующих уже и осмотренных харьковскими и полтавскими врачами повреждений организма, открыл вывихи в плечевых суставах и в левом бедре, причем указал на сильную чувствительность спины, прикосновение к которой причиняло жестокие страдания больной. Чувствительность эта была настолько велика, что резкий какой-либо стук, даже громкая речь разговаривающих в присутствии больной болезненно отражались в ее позвоночном столбе. Определяя болезнь молодой графини, доктор признал у нее страдание спинного мозга во всю его длину, а также и природные вывихи костей. Придавая весьма серьезное значение этой болезни, он в своем письме к графу советовал везти больную на зиму или в Москву к Кожевникову, или в Петербург к Мержиевскому. “Лучше же всего, — прибавлял доктор, — к Эрбу в Гейдельберг или к Шарко в Париж”. (См. прилож. письмо Иванова к графу от 5 августа 1880 года; определение болезни и диагноз болезни). Доктор Иванов, признавая болезнь весьма серьезной, чтобы не сказать неизлечимою, сознавался при этом, что причины болезни для него неизвестны. Между тем, прописанные Ивановым электричество, ванны, железистые воды внутрь не принесли больной никакого облегчения, и в августе месяце она вместе с отцом своим возвратилась в свою деревню еще более расслабленной, чем три с половиной месяца назад, когда уезжала на Кавказ.
В октябре семейство графа было уже в Москве. Здесь лечили больную доктора: Кожевников, Митропольский, Склифосовский, Корсаков, Павлинов и Каспари. Все они признавали болезнь графини в высшей степени серьезной, соглашались в определении этой болезни с доктором Ивановым, не скрывали перед отцом и матерью того обстоятельства, что перед болезнью их дочери медицина чувствует свое бессилие (см. прилож. определение болезни московскими врачами и ее терапия за подписью Павлинова, Каспари и Склифосовского от 19 января 1881 года). Лечиться больной советовали за границей у Гютера, указывая при этом на профессора Шарко в Париже, совет которого в данном случае составляет крайнюю необходимость. Служилось, однако, обстоятельство, которое поселило в графе надежду иметь свидание со знаменитым Шарко в Москве: некто Иван Артемьевич Лямин, богатый московский купец, намеревался вызвать знаменитого парижского врача в Москву к своей больной дочери, г-же Остроумовой.
Между тем больной дочери графа пребывание в Москве стало невыносимо. Чужие люди, постоянно ее окружающие, частые осмотры докторов, горькие, опротивевшие лекарства и недостаток вольной деревенской свободы напоминали больной ее родную деревню, родной дом, знакомые лица, теплое, испытанное ею участие к ее положению друзей и знакомых дома. Все это вместе побудило страдалицу обратиться с просьбой к отцу и матери увезти ее в Малороссию. Уступая просьбе своей дочери, отец и мать обратились за советом к лечившим больную врачам, как им поступить ввиду желания больной и могут ли они рассчитывать, что обратное путешествие на родину не повредит еще более здоровью их дочери? Получив дозволение от врачей, совершенно согласно с общим желанием семьи, графиня вместе со своей дочерью собралась ехать в свое имение, между тем как граф остался в Москве стеречь приезд Шарко. Прощаясь со своей супругой и дочерью, граф взял с первой слово тотчас же ехать в Москву обратно с больной, как только будет от него получена телеграмма о том, что Шарко едет из Парижа в нашу древнюю столицу.
Таким образом, вся до сих пор рассказанная нами история болезни дочери графа Капниста не оставляет никакого сомнения в том, что болезнь молодой девушки была весьма серьезна и что самые знаменитые врачи наши, определяя болезнь эту, признавали вместе с тем и всю ее неподатливость медицине.
Легко себе представить горе и страдание родителей, перед глазами которых постепенно изо дня в день ухудшалось здоровье их любимой дочери, а вместе с этим со дня на день умалялась и их надежда на ее выздоровление. Испытав все средства, какие только возможно было испытать людям со средствами, для облегчения страдалицы-дочери и не видя никакой помощи, выслушивая везде и от всех врачей грустные заявления о том, что болезнь весьма серьезна, что едва ли она излечима, они, естественно, приходили к убеждению, что рано ли, поздно ли, а они должны расстаться со своей дорогой дочерью, и безотрадная тоска давила их сердце. Вот что, между прочим, писал граф своим родным, изображая в письме свое собственное горе при виде страдания больной: “Представьте себе то мое положение, в котором я находился, выслушивая от врачей их безотрадные речи о настоящем и будущем нашей дорогой больной; представьте себе, что я в это время перечувствовал и сколько потратил! Тринадцать месяцев грызло меня горе, тринадцать месяцев я должен был приучать себя к мысли, что смерть — лучший и неизбежный исход для несчастной страдалицы, которую я так люблю”. (Таврич. Епарх. Ведомости. № 13, стр.723).
Но в то самое время, когда были, по-видимому истощены все средства для облегчения больной, когда у одра страдалицы все искусство современной медицины, открыто сознавая свое бессилие, опускало руки, когда по понятию всех лечивших больную, а также по понятию самих отца и матери смерть тихими, но тем не менее твердыми шагами подходила к ее страдальческой постели, явилась на помощь неведомая, непостижимая сила, пред проявлением которой все, что только узрело это проявление, сознало все свое бессилие. Впрочем, не предупреждая событий, станем рассказывать по порядку.
Чудесное исцеление больной
Напутствуемая благопожеланиями отца, больная дочь вместе со своей матерью отправилась из Москвы в Малороссию, в свое имение. В своей родной деревне она была встречена старыми друзьями, преданной прислугой, которые употребляли все возможные старания со своей стороны, чтобы тем или другим услужить больной и доставить ей возможное в ее положении развлечение. 21 февраля 1881 г. в доме были гости. Шла непринужденная дружеская беседа. В то самое время, когда, по-видимому, и сама больная, забыв свое тяжелое положение, поддалась общему настроению мирной и тихой беседы, получена была телеграмма из Москвы от отца, призывающего ее ехать обратно в столицу для свидания с Шарко, который был на пути из Парижа в Москву. Нельзя сказать, чтобы подобное известие обрадовало страдалицу. Краткие строки телеграммы напомнили ей опять ее тяжелое положение, а вместе с этим впереди далекую утомительную дорогу в вагоне, так давно знакомые лица докторов, беспечные физиономии гостиной прислуги, склянки, сигнатурки и на первом плане Шарко, который Бог знает что скажет, как определит болезнь, не отнимет ли последней надежды на выздоровление, которая еще теплилась в молодом сердце девушки. Не взгрустнуть было невозможно. Слезы показались на глазах больной. Между тем, мать, верная слову, данному мужу, ушла во внутренние комнаты дома, чтобы похлопотать о приготовлении в путь. Привыкшая в последний год болезни своей дочери всегда быть наготове, она при пособии своей прислуги наскоро уложила вещи и, доканчивая последние сборы, позвала к себе больную. Оставшись наедине с нею, она, указывая на фамильный образ Божией Матери, который стоял между другими образами в киоте, сказала: “Маша, мы едем завтра в Москву, возьми, дорогая моя, образ Божией Матери, почисти Ее ризу (чистить ризу иконы было в обычае семейства в то время, когда собирались о чем-либо особенно помолиться перед ней) и покрепче помолись перед нашей Заступницей. Путь нам предстоит длинный, и дело серьезное. Проси, пусть поможет нам благополучно совершить путь и вразумить врачей облегчить болезнь твою”. Беспрекословно исполняя желание матери, покорная дочь с благоговением взяла образ и крепко задумалась перед ним. Перед ее воображением быстро пролетели все печальные события прошлого года: тяжелая болезнь, горе отца и матери, их слезы и их постоянные беспокойства о ее судьбе, все бессилие врачей, не принесших ей никакого облегчения. “Неужели же вечное калекство, вечные страдания?... — думала страдалица. — А между тем не далее как в следующей комнате здоровые друзья мои, не знающие моей тоски и сильных болей, ведут мирную и беззаботную беседу”. И прилив самого горячего желания быть здоровой, быть как люди, наполнил сердце молодой девушки, заставил ее крепко обнять святый образ и в горячей молитве к Царице Небесной, Заступнице всех скорбящих и обремененных, искать той защиты и помощи, которой не могли дать ей люди.
И услышана была горячая молитва больной девушки: над ней совершилось то чудо всемогущества Божия, по молитвенному ходатайству Царицы Небесной, о котором радостная весть впоследствии разнеслась по всей Православной Руси. Во время молитвы этой больная вдруг осознала, что с нею творится что-то необычайное. В ногах и конечностях своих рук, до тех пор лишенных всякого ощущения, она почувствовала присутствие жизни и силы, и это ощущение было настолько сильно, что больная, забыв о своем страшном положений, громко закричала: “Мама, мама! Я чувствую ноги. Мама, я чувствую руки”, — и, в порыве какого-то необычайного восторга, быстрыми движениями начала срывать со своих ног стальные восьмифунтовые упорки и бинты. Проявлением этого необычайного восторга бедная мать до того была поражена, что в первые минуты не знала, что делать. Окрепший вдруг голос ее дочери, в котором так резко звучит тон какой-то необыкновенной радости, ее быстрые движения, ее радостное лицо. “Все это до того меня поразило, что я в первые минуты подумала, что моя дочь лишилась рассудка”, — говорила радостная мать, рассказывая о совершившемся чуде. “Бросившись к дочери и обнимая ее, я могла только произнести: “Бог с тобою, Маша!.. Что с тобой?...” — и проч. На крик облагодатствованной больной, на радостные вопли матери сбежались все, бывшие в доме, и глазам их представилась необычайная картина. Расслабленная в полном смысле до того времени девушка предстала перед ними совершенно здоровой, крепкой, на ногах, расхаживающей по комнате с целью уверить всех и каждого, что ее болезнь не существует, что она имеет руки и ноги, что она стала таким же здоровым человеком, как и все, с недоумением на нее взирающие. Можно себе представить, с каким чувством глубокой веры и благодарности к неисповедимым судьбам Божиим молились мать и дочь вместе с гостями, со всем сбежавшимся с деревни народом и дворней у иконы Божией Матери, перед Пречистым ликом Которой приходской священник совершал моление.
Казалось бы, что после совершившегося чуда, после окончательного выздоровления больной, о котором свидетельствовали лично присутствующие при этом и которое глубже всех сознавала сама исцеленная, ехать в Москву было дело лишнее. Весь состав представителей современной медицины, лечивший больную, со знаменитым Шарко во главе, более был не нужен для исцеленной девушки. Однако промысл Божий направил путь матери вместе с дочерью именно в Москву, которая была свидетельницей болезни последней, и мы нисколько не погрешим, если станем утверждать, что путешествие это предпринято было именно по воле Божией для того, чтобы совершившееся над больной чудо предстало перед глазами всего сонма врачей, признававших до сего времени болезнь неизлечимою, и было бы перед ними засвидетельствовано, как факт свершившийся, как событие, которого они с естественной точки зрения объяснить не могли.
И действительно, на другой день после совершившегося чуда, т.е. 22 февраля, графиня со своей здоровой уже дочерью, взяв с собой и образ Божией Матери, отправилась в столицу. Граф Капнист встретил свое семейство на Курском вокзале железной дороги. Восторгу и чувству радости отца не было пределов. Он оглядывал, как после сообщал, свою любимую дочь со всех сторон, велел перед собой прохаживаться и, уверенный в совершившемся необычайном чуде, представил ее в Москве перед всем персоналом лечивших ее врачей крепкой и свежей, без всяких признаков той самой болезни, которой так незадолго перед сим медицина придавала такое серьезное значение. Квартиру графа посетили многие знаменитые врачи столицы, которые были приглашены графом осмотреть бывшую их пациентку. К графу прибыли гг. Павлинов, Каспари, Склифосовский, Корсаков и др. Все они признали молодую графиню совершенно здоровой, выражая при этом свое недоумение перед свершившимся фактом выздоровления. При этом профессор Склифосовский выразился, что он смущен увиденным и не может с научной точки объяснить случай выздоровления больной. Сам г. Шарко, эта современная знаменитость по части лечения нервных болезней, называя болезнь графини истерией, отказался в то же время объяснить ее вывихи в руках и ногах, а также и мгновенное ее выздоровление. При этом он сказал, что подобной болезни и подобного выздоровления он не встречал в своей практике. “Если бы, — прибавил он, — отец, мать, дочь и доктора, лечившие больную, не были свидетелями-очевидцами ее болезни и сами же не рассказали мне о ней, я все слышанное от них счел бы за мистификацию”.
Между тем, весть о необычайном чудесном событии облетела Москву. Чуткие ко всему, что касается религиозных верований и убеждений, москвичи начали осаждать квартиру графа с целью поклониться св. образу. Органы нашей печати разнесли весть о чуде по всей России. В Лоскутной гостинице, в которой занимало квартиру семейство графа, начала толпиться московская знать. Все эти люди спрашивали и расспрашивали. Все желали видеть образ, исцеленную, всем хотелось из первых уст отца и матери выслушать дивную повесть о совершившемся необычайном исцелении больной. Впрочем, предоставим говорить за нас самому графу, который в своем письме к сестре так описывает движение в Москве во время пребывания его там со св. образом и со своей дочерью: “Религиозная Москва, заслышав о чуде от св. иконы, двинулась к нам в Лоскутную на поклонение образу. Тьма-тьмущая публики засыпали нас грудами карточек, выражая горячее желание поклониться святыне и хотя на минуту привезти икону к их больным домашним. Разнеслась молва об исцелениях в Москве. Два-три случая поразительных я сам знаю. Многие предлагали содействовать украшению иконы или устройству церкви, и предложениям не было конца. Не буду описывать, — продолжает граф, — до какой степени все это поразило и потрясло меня. Самого различного свойства чувства овладели мной. Но когда, с дозволения преосвященного Алексея, я дал нашу дорогую икону для всенародного поклонения в церковь, когда я увидел тысячи молящихся, когда услыхал я и от священника, и от старосты, что они не помнят такой толпы молитвенников, — я был поражен величием благоговения православного народа к религиозной святыне, а вместе и величием совершившегося события. Толпы давили друг друга за клочок ваты от иконы или за каплю св. воды. Все это, — говорит далее граф, — происходило как раз в роковое время, в первых числах марта, и смело скажу, что, несмотря на весь ужас, охвативший всех, во многих благо-творно было то неотразимое впечатление, которое давило душу и терзало сердце, возбуждая в скорбной душе покаяние о грехах и молитвенное упование на благодатное покровительство и заступление Божией Матери”.
“Да, дорогие друзья мои, как ни много я пишу, но и сотой доли не в состоянии передать вам, как бы хотелось. Скажу только одно, что теперь много более я стал религиозен, чем каковым был. Молюсь и нахожу удовольствие в молитве. О вас, мои друзья, я также принес мои грешные молитвы, да сохранит и не оставит вас Своими молитвами Царица Небесная”.
Таким образом, факт исцеления больной дочери графа Капниста, по-видимому, тихо совершившийся в семействе, стал священным достоянием целых тысяч верующего народа в первопрестольной столице нашей. Наши газеты разнесли весть о сем чудесном событии по всей России. К сожалению, несмотря на очевидность проявления в этом чуде особенной благодатной силы Божией, о нем пошли различные толки. Крепкая вера в Бога и руководящий человеком и человеческими обществами Промысл Божий, отвергая всякое сомнение в чуде, оповещали о нем, как о непреложном свидетельстве пребывания благодати Божией в православной Церкви нашей; неверие же и сомнение смотрели на свершившийся факт со своей точки зрения и силились объяснить его действием обыкновенных законов природы. Разбирать разномысленные суждения о событии, описываемом нами, не входит в план нашей статьи. Мы вполне убеждены в том, что одно правдивое изложение фактов составляет весьма серьезный ответ на все сомнения и возражения против факта, открыто свершившегося перед целыми тысячами народа, в глубоком созерцании проявившейся благодатной силы молящегося у св. образа.
7 марта
В Константинополе были городские ворота, известные под названием «Евгениевых». У этих ворот в 4 веке открыты были мощи многих, неизвестных по имени, св. мучеников, тайно, после мученической кончины погребенных христианами.
Евгения — это местность близ Константинополя. Во времена гонений на христиан последние уносили тела мучеников и предавали их земле в тайных местах. Полагают, что в числе сих мощей, открытых в Евгении, находятся мощи св. апостола Андроника, единого от 70 апостолов, и Иунии супруги его.
Сии святые мученики пострадали при римском императоре Максимиане, жестоко преследовавшем христиан. Прибыв около 305 г. в сирийский город Апамею, он потребовал к себе Маврикия, начальника местного войска, и 70 из его воинов, о которых ему было донесено, что они исповедуют христианскую веру. Когда все они явились на зов и предстали пред лицо императора, то последний начал допрашивать, действительно ли они христиане. Убедившись, что они твердо держатся христианской веры, он сперва ласкою, а потом угрозами стал склонять их к языческой вере. Однако все усилия его была напрасны. Тогда раздраженный их твердостью, Максимиан велел подвергнуть их истязаниям. При этом, рассчитывая подействовать на св. Маврикия, Максимиан велел замучить Фотина, сына Маврикия, в присутствии его отца. Но Фотин неустрашимо и безропотно принял все мучения и смерть за имя Христово; святый же Маврикий не только не смутился духом, видя мучения своего любимого сына, а, напротив, возрадовался духом и возблагодарил Господа за то, что Он удостоил его сына пострадать за истинную веру.
С таким же мужеством, как Фотин, переносили страдания и Маврикий, и 70 воинов. Они благодушно терпели мучения и славили Господа. Видя, что мучения не действуют на сих святых мужей, злой мучитель не знал, какую бы жестокую смерть придумать для них. По совету своих вельмож, он велел вывести святых мучеников за город и там, в болотном месте, привязывать их нагими к деревьям, предварительно намазав их тела медом. Было лето. Погода стояла жаркая. Над болотом летали тучи насекомых, которые, конечно, жестоко кусали привязанных мучеников. К их страданиям присоединилось еще то, что их томили голод и жажда. В таком состоянии они пробыли десять дней и десять ночей. Среди молитвы и славословий Богу предали, наконец, эти святые мученики свои души Господу. Максимиан, по злобе своей, велел отрубить исповедникам головы, а тела их бросить на растерзание птицам. Христианам, однако же, удалось собрать остатки праведников и предать их погребению.
Пострадал за исповедание Христа в г. Апамее Сирийской вместе со св. мучениками Маврикием, Фотином, Филиппом и иными 70 воинами. Святые мученики были представлены на суд к императору Максимиану Галерию и подвергнуты жестоким мучениям, после которых святой юноша Фотин был усечен мечом на глазах своего отца св. Маврикия, а свв. Филипп, Феодор и все остальные мученики были отведены в болото и привязаны к деревьям. Здесь, жестоко уязвляемые различными насекомыми, они провели десять дней и в страшных мучениях предали дух свой Господу. Мученическая кончина их последовала около 305 г.
Преподобный Фалассий еще в юных летах построил себе на одной горе жилище и поселился в нем. Почувствовав влечение к иноческой жизни, он затем удалился на вершину горы, расположенной близ селения Таргала (в Сирии), и провел на ней 38 лет. Жилища он не имел: ни кельи, ни палатки, ни даже какого-нибудь навеса он не устраивал, а, соорудив из камней лишь небольшую ограду и имея покровом своим одно небо, все время пребывал так.
За такие подвиги Бог наградил преподобного Фалассия даром чудотворения: он изгонял бесов и исцелял различные болезни. Благодаря этому, к нему стекалось множество народа, с тем, чтобы видеть его подвиги и получить от него исцеление от какой-либо болезни. Многие приходившие к преподобному Фалассию после его наставлений воспламенялось желанием сделаться его учениками, чему он не противился.
В числе других к нему пришел и Лимний, который, постригшись в иноки, начал вести самую строгую подвижническую жизнь. В особенности он строго соблюдал молчание, так что прожил долго, ни с кем не разговаривая. В удалении от всякого рассеяния, в полной сосредоточенности мысли и чувства воспитали свои души преподобные Фалассий и Лимний. После кончины Фалассия преподобный Лимний переселился на вершину другой горы и здесь проживал под открытым небом, не имея ни хижины, ни палатки и не принимая к себе никого.
Впоследствии, однако, чувство любви к ближним, просветленное подвигами молитвы и поста, проявилось в жизни Лимния тем, что он собрал вокруг себя множество слепых, нищих и хромых, устроил для них жилище на горе и наставлял их в вере и благочестии. Пищу же для них доставляли посетители преп. Лимния, приходившие к нему во множестве под конец его жизни. Прожить в таких подвигах жизнь свою, преподобный Лимний мирно скончался. Жизнь и подвиги преподобный Фалассия и Лимния относятся к V веку.
Родился в г. Константинополе от благочестивых родителей. Достигнув совершенного возраста, святой удалился в одну из Никомидийских обителей и там принял иноческий постриг. Своими монашескими подвигами он стал известен императору.
В царствование Льва Иконоборца за почитание икон святой был подвергнут различным мучениям, претерпел изгнания и перенес много страданий. Сохранив до конца своей жизни твердость в православной вере, преподобный Афанасий отошел ко Господу в 821 г.
Мученик Андрей родился 3 августа 1872 года в городе Бежецке в семье купца Ивана Гневышева, который занимался торговлей мучными товарами и арендовал в городе лавку. Со временем Андрей Иванович также занялся торговлей льняным семенем, льноволокном и стал крупным специалистом в области льноводства. Не оставляя своего торгового дела, служил сортировщиком во французской фирме «Эрнест Маке», имевшей его своим представителем в Бежецке. В Первую мировую войну Андрей Иванович был призван на фронт и воевал рядовым до самого распада фронта в 1917 году. После революции все его имущество: склады, лавки и дома — было отобрано властями. Дом, в котором он жил с женой, сгорел во время пожара в 1921 году, и Андрей Иванович выстроил на этом же месте новый дом, который впоследствии отобрали власти, и ему с женой пришлось снимать квартиру. Но Андрей Иванович никогда не жалел о потере имущества — Бог дал, Бог и взял. В 1937 году у него оставалась еще лошадь с зимней и летней упряжью, что позволило ему работать возчиком в государственном учреждении.
Глубоко верующий человек, Андрей Иванович был старостой в храме Николая чудотворца, где в то время служил викарий Тверской епархии, епископ Бежецкий Григорий (Козырев), с которым, как и с его братьями-священниками, Андрей Иванович имел близкие отношения.
Настало время массовых беспощадных гонений, когда местные органы НКВД были обязаны составлять справки на всех церковнослужителей и верующих для последующего их ареста. 3 ноября 1937 года заместитель начальника Бежецкого отдела НКВД составил справку на арест Андрея Ивановича, где говорилось, что тот принадлежал «к церковной контрреволюционной группировке из числа бывших торговцев и монахинь».
В ночь со 2 на 3 ноября Андрей Иванович был арестован, заключен в Бежецкую тюрьму и сразу допрошен.
— Расскажите следствию, с кем вы из бывших торговцев и лиц духовного звания имеете знакомство и поддерживаете связи.
— В настоящее время я ни с кем из бывших торговцев или священнослужителей знакомства и связей не имею. В прошлом, примерно году в 1932-1933, я один раз был приглашен на именины к епископу Григорию Козыреву. Иногда я бывал на квартире у епископа Григория по церковным вопросам...
— Расскажите, какие вами и присутствующими на именинах у Козырева велись разговоры.
— За время моего присутствия на этом собрании разговоров на политические темы или в отношении Церкви и государства никаких не было. Затем я скоро ушел.
— Следствие располагает данными, что вы, будучи на одном из собраний духовенства, говорили о нерентабельности колхозов и возмущались режимом советской власти. Признаете ли вы себя в этом виновным?
— Виновным себя в этом не признаю и подобных мыслей против колхозов или советской власти не высказывал.
Сотрудник НКВД не терял надежды, что церковный староста не выдержит давления, оговорит себя, и продолжал допросы.
— Расскажите следствию, с кем вы имеете знакомство и какие связи поддерживаете со своими знакомыми.
— По городу Бежецку мне известны: епископ Козырев Григорий и его братья Иван и Василий Козыревы, знал также священника Докучаева Ивана. В 1934 году я присутствовал на квартире у епископа Григория Козырева на празднике, устроенном им в честь его именин. Второй раз я присутствовал у епископа Григория Козырева в 1935 году, тогда он отмечал юбилей своей службы на квартире, на котором присутствовали, как и в 1934 году, его братья — Козыревы Иван и Василий, Докучаев Иван и другие приглашенные им знакомые, кроме этого, я бывал на квартире у Козырева Григория, заходил я больше всего по церковным вопросам.
— Присутствуя на устраиваемых вечеринках на квартире у Козырева Григория в 1934 и в 1935 году, на какие темы вы вели разговор?
— На праздниках у епископа Григория Козырева в 1934 и в 1935 году, на которых присутствовал и я, наш разговор имел исключительно частный характер. Епископ Григорий, а также его братья, Иван и Василий, вели разговор о предстоящих религиозных праздниках, затем перешли к разговору о налогах, взимаемых с церквей советской властью, говорили при этом, что в 1929-1930 годах налогов взималось больше, чем в последующие годы, что советская власть за последние годы сделала некоторое снисхождение для церквей, то есть налогов стала взимать меньше, других разговоров у нас не было.
— Известно ли вам, где находятся в настоящее время Козырев Григорий, его братья Иван и Василий?
— До моего ареста я слышал через свою жену, которая пришла из церкви и сказала мне, что епископ Григорий Козырев и его братья Иван и Василий арестованы органами НКВД; за что — для меня неизвестно.
— Следствием установлено, что вы, находясь на квартире Козырева Григория во время его именин, а также и во второй раз во время его юбилея в 1935 году, вели разговор контрреволюционного характера, направленный против советской власти. Расскажите, какой разговор антисоветского характера вы вели против советской власти.
— Это я отрицаю. Никакого контрреволюционного разговора, направленного против советской власти и партии, мы не вели.
— Следствием установлено, что существовавшая в городе Бежецке контрреволюционная группа, возглавляемая епископом Козыревым Григорием, в которую входили также его братья Иван и Василий Козыревы — все они в настоящее время арестованы органами НКВД, — эта контрреволюционная группа ставила своей задачей вести контрреволюционную агитацию против партии и советской власти. Посещая неоднократно квартиру епископа Козырева, вы также были вовлечены в эту контрреволюционную группировку и вместе с ними среди граждан города Бежецка проводили контрреволюционную агитацию, направленную против партии и советской масти. Признаете ли вы это?
— На квартире у епископа Григория Козырева я действительно бывал не больше четырех раз, но вовлеченным в эту контрреволюционную группу не был и ничего совершенно о ней не знал. Контрреволюционной агитации, направленной против советской власти и партии, я никогда и нигде не проводил, виновным себя в этом не признаю.
— Во время организации колхозов в 1930 году вы на сборах духовенства выступали и говорили, что у советской власти все равно с колхозами ничего не выйдет и что колхозы для крестьян будут невыгодны. Признаете вы это?
— Таких разговоров я никогда не вёл и виновным себя в этом не признаю.
— Следствию вы говорите неправду. Следствие располагает точными данными, что вы, будучи враждебно настроены против партии и советской власти, на протяжении последних лет среди населения города Бежецка проводили контрреволюционную агитацию, направленную на срыв проводимых советским правительством мероприятий. Требую ваших правдивых показаний.
— Это я отрицаю, этого я никогда нигде не говорил.
— В августе 1937 года вы среди отдельных лиц ругали сталинскую конституцию. Расскажите по существу заданного вам вопроса.
— Не признаю этого. Сталинскую конституцию я никогда не ругал и виновным себя в этом не признаю.
— Следствие настаивает на даче правдивых показаний о вашей контрреволюционной агитации против советской власти и партии.
— Все, что мною показано, есть правда, других показаний я дать не могу.
23 декабря состоялся последний допрос.
— Следствие имеет достаточно данных о вашей контрреволюционной и антисоветской деятельности, но вы следствию говорите неправду, следствие от вас требует справедливых показаний.
— Нет, я антисоветской деятельности никогда не проводил и придерживаюсь ранее данных мною показаний.
— Следствием установлено, что вы, будучи членом контрреволюционной организации церковников в городе Бежецке, на одном из вечеров именин на квартире у епископа Козырева произнесли среди этой группы речь, насыщенную антисоветской деятельностью, направленной к срыву коллективизации, это было в 1930 году. Дайте показания по этому вопросу.
— Нет, это я отрицаю, и на вечере я не был, а также речи не произносил.
— Следствием установлено, что вы в мае месяце 1936 года среди граждан вели контрреволюционную агитацию против колхозов: распространяли слухи о голоде и гибели колхозов, призывая к выходу из колхозов. В этом вы виновным себя признаете?
— Отрицаю, так как контрреволюционной агитации относительно колхозов я не проводил.
— Следствие имеет данные, что вы летом 1936 года в момент богослужения в церкви среди граждан распространяли слухи о предстоящей войне капитализма с СССР, о поражении в ней СССР, восстановлении капитализма в нашей стране, угрожая расправой с большевиками. Это вы признаете?
— Это я не признаю, и слухов о войне среди населения не распространял.
— Следствием установлено, что вы в августе месяце 1937 года в период богослужения в церкви среди населения выражали ярую злобу по адресу советской власти, проповедуя о невыносимой жизни в Советском Союзе, и угрожали крестовым походом папы Римского. В этом вы себя виновным признаете?
— Нет, это полностью отрицаю и заявляю, что этого я не говорил никогда.
— Следствием установлено, что в октябре месяце 1936 года вы среди граждан выражали недовольство советской властью, восхваляя Троцкого как спасителя и освободителя народа. Это вы признаете?
— Нет, в этом я виновным себя не признаю и этого я не говорил.
— Следствие имеет данные, что в сентябре месяце 1937 года на Базарной площади в городе Бежецке вы проводили контрреволюционную агитацию против конституции и выборов в Верховный Совет, призывая население не ходить на голосование. В этом вы себя виновным признаете?
— Виновным себя в этом я не признаю и заявляю, что против конституции я контрреволюционной агитации не проводил.
— Следствие последний раз от вас требует правдивых показаний о вашей контрреволюционной деятельности.
— Заявляю, что я вообще рассказывать следствию о контрреволюционной деятельности не буду, так как я ее никогда не проводил.
27 декабря 1937 года Тройка НКВД приговорила Андрея Ивановича к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь.
После смены руководства НКВД и расстрела Ежова жена Андрея Ивановича, Антонина Ивановна, начала хлопоты по освобождению мужа, но НКВД оставил приговор без изменений. Андрей Иванович Гневышев умер 7 марта 1941 года в Каргопольлаге Архангельской области.
Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
