Кресты Раифы — хранители православного предания

«Кресту Твоему поклоняемся, Владыко,
и святое Воскресение Твое славим»
Тропарь Кресту

Возникновение крестовидной геральдики простого пересечения вертикали и горизонтали уходит в глубь времен, в эпохи палеолита и неолита, становясь в веках в различных мифопоэтических и религиозных традициях универсальным сакральным символом единства жизни и смерти.

Богословское, историческое, археологическое, искусствоведческое, филологическое толкование креста составляют предмет ставрографии, науки о кресте. Типологической, иконографической и символической интерпретации креста, его семантике, посвящена обширнейшая литература, в том числе и казанских архипастырей¹.

Крест — главнейший символ христианства. На Кресте Господь принес Себя в искупительную жертву и утвердил церковь, сде­лав его знамением и орудием спасения: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16,24).

Почитание Креста было ут­верждено догматически 73-им Правилом Шестого Вселенского Собора: «Поелику Животворящий Крест явил нам спасение, то подобает нам всякое тщание употребляти, да будет воздаваема подобающая честь тому, чрез что мы спасены от древнего грехопадения. Посему и мыслию, и словом, и чувством поклонение ему принося, повеле­ваем: изображения Креста, начертываемые некоторыми на земле, совсем изглаждати, дабы знамение победы нашей не было оскорбляе­мо попиранием ходящих». Даже в эпоху иконоборчества в Византии Крест оставался глубоко чтимой святыней. Христианское миро­воззрение позволяет видеть крест в устроении самой вселенной, отдельные исследователи находят крестообразным даже время.

Свыше десяти столетий Россия живет под знаком Креста: человек принимает его в младенчестве в момент крещения, он же про­вожает его в момент кончины, осеняя и место последнего зем­ного упокоения. Три раза в году Русская Православная Церковь воздает особые почести Кресту Господню: в Крестопоклонную неделю, в дни Воздвижения и Происхождения Честных древ Креста. Образ Креста Господня Церковь почитает как лучшее для себя «украшение и ограждение от козней вражьих», одинаково допуская четырехконечную, ше­стиконечную и восьмиконечную форму креста. Этот жизнеут­верждающий символ воплощен во множестве форм: явленных и чудотворных, поклонных, обетных, поминальных, закладных и фасадных, воздвизальных, на­престольных, наперсных, на­тельных Крестов, не говоря о самом храме, в плане постройки которого нередко лежит крест, а главы его венчают надглавные кресты. В интерьере любого хра­ма крест присутствует повсюду — от престола и иконостаса, на­стенных росписей и икон до священнических облачений. Образ Креста отразился во множестве понятий и терминов в русском языке, часть которых приведена в «Полном церковно-славянском словаре» Г. Дьяченко. Среди них как общеупотребляемые доныне, так и менее известные: «крестуемый» — распинаемый на кресте; «крестное целование» — при­сяга, завершаемая лобызанием святого Креста; «крестное знамение» — крестообразное осенение себя правой рукой; «крестный ход» — торжественное шествие из храма священнослужителей и со­провождающего народа, во главе которого предносятся святые кресты, иконы и святое Евангелие; «крестобогородичен» — стих, тропарь, в котором упоминается о честном Кресте и о Пресвятой Богородице (поется или читается в церкви в среду и пятницу); «крестовая палата» — домовая церковь; «крестоводружение» — поставление Креста при заложении новой церкви, то же — «ставропигия»; «крестовоскресен» — стих, имеющий содержанием распятие Христово и воскресение; «крестовые попы» — в старину безместные священники, которые нанимались «править кресты», т.е. совершать в домах церковную службу; «крестоносица» — та, которая защиту и надежду в Кресте полагает; «крестоносно» — нося крест; «крестообразно» — наподобие креста; «кресчатые ризы» — политаврион, отличие, которое архиепископам давал патриарх или митрополит ².

Тут и там проглядывающие в панораме городских и сельских пейзажей, а также сохраняемые в музейных собраниях и частных коллекциях, кресты сегодня все чаще становятся предметом как научных, так и популярных публикаций, альбомов и каталогов.

Пройдя под массивной аркой надвратной колокольни и ступив на территорию Раифского монастыря, попадаешь в совершенно особое, глубоко отличное от мирского, пространство. Куда бы ни направил свой взор, повсюду видишь спасительную красоту Креста, будь то тяжелые створы монастырских ворот, навершия башен старинной ограды, большие и малые надглавники монастырских храмов, кованое кружево крылец, кирпичное узорочье фасадов Троицкого собора, монастырский погост, либо, наконец, солнечные часы на монастырской площади, не говоря о празднике Крещения Господня, когда у стен монастыря на озере вырастает искрящееся ледяное хрустальное чудо Крестов у «Иордани», или во время Крестного хода, когда воздвизальные Кресты во главе процессии осеняют пространство вокруг... Кажется, ни в одном из монастырей нашей епархии Крест не напоминает о себе так явственно, настойчиво и красноречиво в разнообразии присущих ему форм и типов, как в Раифе.

Тяжелые створы монастырских ворот осеняет монументальный в своей лаконичности восьмиконечный накладной крест. Он наиболее полно и ясно раскрывает духовное значение всех крестных концов и перекладин — именно такая форма, по мнению исследователей церковной археологии, наиболее соответствует Кресту, на котором распяли Христа. Вертикаль креста указывает на божественную сущность Спасителя, а средняя длинная горизонталь на Его человеческую природу. Верхняя малая перекладина — воспоминание о титле или дощечке с надписью «Иисус Назорей, Царь Иудейский», ее по приказу Понтия Пилата прибили над головой Распятого. Косая нижняя перекладина, не только подножие, но и символическое указание двух возможных для человека путей, верхний конец которого — путь в Царствие Небесное, тогда как нижний — в ад. Догматически восемь концов креста означа­ют основные периоды в исто­рии человечества, где восьмой, последний — жизнь будущего века.

Число восемь тесно связано также с земной жизнью Христа — Его Воскресение соверши­лось после субботы, т.е. седьмого дня.

По словам препо­добного Феодора Студита, «крест есть при­миритель и посредник между небом и землей». Многозначность сим­вола, воплощенного в кресте, весьма разноо­бразно толкуемая Свя­тыми отцами, исключает какое-либо однозначное прочтение: и по сей день множество авторов не оставляют попыток про­никнуть в духовную и эмоциональную глубину сокрытую в нем: «Вер­тикаль зовет человека вверх, к Богу; не случай­но здесь прослушивается слово «верь». Вертикаль как бы отрыва­ет грешного человека от тленной земли, вознося к небу — к Имени Самого Бога. А большая нижняя горизонталь, перечеркнувшая путь в небо, зримо показывает: путь в Царство Небесное проле­гает через Суд Божий. Большая перекладина и является символом неких весов, взвешивающих грехи и добродетели человека. И если человек заслуживает наказания, то по этой же вертикали он свер­гается вниз. Косая перекладина показывает то же: или вверх (если с Богом) — в рай, или вниз (если против Бога) — в преисподнюю. Многозначность символа допускает еще одно толкование перекладин: верхняя малая — символическая граница земли и неба; большая нижняя — граница земли и подземного мира; косая — Сошествие Спасителя во ад и изведение оттуда ветхозаветных праведников»³.

Золотое сияние куполов и надглавных крестов Троицкого собора — визуальная доминанта всего монастырского комплекса и самоценное, символическое завершение храма. Кажется, никто не высказался с большей проникновенностью о смысле и содержании золотого «горения» к небесам «луковичного» многоглавия русских храмов, чем это сделал ровно сто лет назад за­мечательный русский философ князь Евгений Трубецкой: «В этом всеобщем стремлении ко кресту все ищет пламени, все подражает его форме, все заостряется в постепенном восхождении. Но только достигнув точки действи­тельного соприкосновения двух миров, у подножия креста, это огненное искание вспыхивает ярким пламенем — приобщается к золоту небес... В этой огненной вспышке весь смысл существо­вания «святой Руси» В горении церковных глав она находит яркое изображение собственного свое­го духовного облика: это как бы прославление того образа Божия, который должен изобразиться в России»⁴. Неслучайно, что «искания собственного своего духовного облика» обострились в годину Великой войны (так на­зывали современники Первую мировую), и ассоциировалось у Трубецкого, и не только у него, с Православием. Увенчание куполов храма крестами имеет глубокий смысл, символизируя власть и державность. Пышный декора­тивный стиль ажурных восьми­конечных надглавников расцвел в эпоху барокко в центральной России. Высокие, многодельные, с изощренной орнаментальной разработкой частей, кресты та­кого типа явились результатом многовекового развития форм, эволюционирующих от четырех­конечного византийско­го надглавного креста до неисчислимых декоративных вариантов в прошлом, и ныне, после многих десятилетий во­нствующего атеизма, возрождаемых вновь. На раифских крестах каркасные стойка и перекрестия заполнены сквозным орнаментом, зримо символизируя образ рай­ского древа. Крестные «ветви» надглавников имеют трисоставные орнаментальные завершения — трисоставной крест традици­онный излюбленный русскими мастерами прием, в котором наглядно воплощен символ Жи­воначальной Троицы: Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа. Верхним концом крест указывает на Отца, пребывающего на небе, нижним концом — на Сына, сошедшего на землю и даже в ад, широтой и долготой (средними концами) — на Духа Святого вез­де сущего и все исполняющего. Орнаментальные мотивы трилистных завершений концов надглавных крестов, олицетворяя слова канона: «Крест трисоставной (...) Троицы бо носит триипостасный образ», поистине неисчерпаемы — кованные сердечки, листья, диковинные цветы, изощренные орнаментальные мотивы ажурных сквозных узоров, «вписанные» в треугольники, как на крестах раифского Троицкого собора, свидетельствуют о безграничной творческой фантазии мастеров в воплощении символа Святой Троицы. Мотив светоносности, исхождения от креста «света жизни» обозначен четырьмя прямыми лучами, исходящими из средокрестия. На очевидном для христианина явлении света Лица Господня и Креста специально останавливается В.С. Кутковой, аппелируя как к древним, так и к авторам нового времени, в част­ности к отцу Павлу Флоренскому: «Явление света Лица, или знаменование света Лица Господня и есть явление Креста, то есть Крест есть свет Лица Господня или яв­ление Славы Его»⁵. Количество лучей, исходящих из средокрестья может быть кратно либо четырем (четырем сторонам света и четы­рем евангелистам), как в крестах Троицкого собора, либо двенадца­ти (воплощая более сложную сим­волику), как в кресте венчающем Западную башню монастырской ограды, где мотив светоносности акцентирован массивным диском на средокрестии.

И даже цепи-растяжки, удер­живающие и фиксирующие по­ложение надкупольных Крестов символичны. Унизывающие их выпуклости-шарики символизиру­ют капли крови Христовой, про­литой им на Кресте, подчеркивая одновременно и смысл искупи­тельной жертвы Христа, и образ Креста-жертвенника, на котором жертва свершилась.

Архитектура Троицкого со­бора, возведенного в формах эклектики «русско-византий­ского» направления, его план и фасады, также проникнуты темой Креста. Крест, вписанный в круг, украшает ризалиты лучковых арок, венчающих южный и се­верный фасады. Форма подобного фасадного креста восходит к на­следию новгородско-псковской архитектурной традиции ХIV-ХV вв., активно осваиваемой зодче­ством начала XX века, в том числе и епархиальным архитектором Ф.Н. Малиновским, которому приписывается авторство Троицкого собора. В узорной кладке угловых пилонов храма форма равноконечного «греческого» креста повторена троекратно, но каждый раз по-новому благодаря вариациям «утопленной» и «вы­ступающей» кладке кирпича.

Впечатляющим контрастом золоченому многоглавию и деко­ративному кирпичному узорочью Троицкого собора является стро­гая лапидарность архитектурного образа рядом расположенной одноглавой Грузинско-Богородицкой церкви, построенной по проекту архитектора М.П. Коринфского в стиле позднего клас­сицизма. В соответствии с этим стилем полусферический «визан­тийский» купол церкви по сло­жившейся в XIX веке традиции венчает монолитный, лишенный деталей восьмиконечный крест.

Такие же лапидарные восьмиконечники венчают главки Со­фийской церкви и часовни над источником. Исторически надглавные восьмиконечные кресты стали водружать на храмах лишь с XVI века после постановления Стоглавого собора.

«Сияет яко звезда на небеси» надглавный крест старейшей мо­настырской церкви во имя святых От­цов в Раифе и Синае избиенных. Многозначный символ духовной мудрости и чистоты — звезда венчает оконечности исходящего из средокрестия лучевого сияния, усеивает концы ветвей креста и его подножия, превращая крест в сверкающий образ света: «Яко пресветла звезда и яко бисер благолепен, и просиянное солнце, вся озаряет земли концы, Крест Господень», — поется в каноне.

Четырехконечный удлинен­ный так называемый «корсунский» крест осеняет кровлю входных крылец монастырских храмов. При кажущейся простоте его начертания, он несет боль­шую семантическую нагрузку, выражая христианскую идею восстановления и преображения вселенной в противоположность неустроенности и хаосу. На мно­гочисленных надвратных сенях Раифы этот простой образ креста представлен во множестве вари­антов — сквозные каркасные, с живописным изображением Распятия, с четырехлучевым сиянием из средокрестья, впи­санные в круг, с «процветшими» заостренными концами в форме цветочных бутонов, в кружеве стеблей виноградных «усиков» и цветущих трилистников в форме лилии, символа чистоты (по мнению исследователей эта троичная форма крина — одна из древнейших), — двух одинаковых не найти. Вписанностью в крут, символизирующий небесную сферу, вечность, подчеркивается космологический аспект креста как «хранителя всей вселенной, ее утверждение. А обвивающая крест виноградная лоза с гроз­дьями ягод — символ Живого Христа: «Я есмь истинная вино­градная лоза, а Отец Мой — ви­ноградарь» (Ин. 15,1). Эти слова Спасителя положили основание символизму трактовки виноградной лозы и ее изображения в христианстве, в частности сим­волической связи виноградной лозы с Таинством Причащения. Объединенные вместе символы виноградной лозы и креста напо­минают о том, что при соверше­нии Таинства Евхаристии хлеб и вино прилагаются в Тело и Кровь Христовы, а причастившийся человек соединяется с Христом, делаясь участником вечной жиз­ни. На пороге храмов Раифы кованное кружево надвратных сеней напоминает нам об этом. Рисунок как самих крестов, так и ветвей виноградных лоз и цветущих стеблей изо­бретательно прихотлив и неповторяем, под­черкивая тем самым глубину образа, в том числе и «живоносного сада», «сада небесно­го» — символа рая и древа жизни в нем. И образ этот — райского сада — сам собой пере­носится на весь монастырь, укрытый со всех сторон древним реликтовым сосновым лесом Раифского запо­ведника.

Глубоко укоренен в православной традиции и об­раз ангела с крестом, венчаю­щий северную и юго-западную башни-молельни монастырской ограды. Ангелы в иерархии Сил Небесных характеризуются непосредственной близостью к миру и человеку, в отличие от Херуви­мов, Серафимов и Престолов. В канонических текстах — Кресту «служат чинове ангельстии, и со страхом предстоят», Крест «ангелов слава и демонов язва». Господь посылает ангела в каж­дый вновь выстроенный и освя­щенный храм для служения при Святом Престоле в алтаре. По народным верованиям, на каж­дом церковном кресте невидимо присутствует ангел, передающий молитвы творимые в храме к пре­столу Всевышнего. Ангел-храни­тель сопровождает душу каждого христианина на протяжении всей его земной жизни — от рождения до смерти. Изображение ангела, несущего Крест подобно знаме­ни, как на навершии северной башни монастырской ограды, нередко встречается на купо­лах церквей. Трубящий ангел с Крестом на юго-западной башне — зримое воплощение несомой ими вести (ангел в переводе с греческого — «вестник»). Образ этот как нельзя кстати на башне монастырской ограды — являясь слугой Божьим, возвещать людям волю Божью и стоять на охране и защите обители.

На месте старого монастыр­ского погоста, разрушенного и поруганного в советские годы, как и весь монастырь, ныне вновь появились кресты — на­ могильные, поминальные. «Крест над могилою православного христианина, — говорится в «На­стольной книге священнослу­жителя», — молчаливый пропо­ведник блаженного бессмертия и воскресения; водруженный в землю и возвышающийся к небу, он знаменует веру христиан в то, что тело умершего находится здесь, в земле, а душа — на небе, что под крестом сокрыто семя, которое произрастет для жизни вечной в Царстве Божьем»⁶. Элегические ноты звучат в опи­сании старого монастырского кладбища архимандрита Даниила (Сивиллова) из его «Путешествия в Раифскую пустынь в Казанской епархии. 1830 год»: «Судя по местоположению, нельзя было избрать другаго участка земли в монастыре, лучшего для покоения в недрах земли усопших, как настоящее, на котором теперь ос­новано сие кладбище. На столь ближайшем расстоянии простран­ства земли, занимае­мого им между двумя церквами, нельзя не заметить пролегающего резкою чертой рубежа смерти и жизни, и в то же время не пробудить­ся мыслью, известной из следующего изречения: «пом­ни последняя твоя, и во веки не согрешишь». Посему это место двояко может быть полезно для живых и для мертвых. В отноше­нии к первым оно может быть полезно потому, что заставляет их смириться памятью о смер­ти, а в отношении к последним оно полезно тем, что подает им отраду от живых, которые здесь ежедневно оглашают свя­щенными песнями бренные их останки, отраду их душам по за­кону веры... По заповеди Творца природы: «Земля еси и в землю отъидеши»⁷. Каковы были кре­сты на могилах упокоенной здесь с давних времен монастырской братии, мы, по-видимому, теперь уже никогда не узнаем... Сегодня здесь собраны остатки старых намогильных плит, найденные при реставрации монастыря, на­чавшейся в 1991 году, в том числе и плита с могилы М. Атлашкина, на средства которого была воз­ведена пятиярусная колокольня с храмом во имя Святого архи­стратига Михаила, а также уста­новлен белокаменный памятный крест с надписью, традиционный по форме средневековых камен­ных поклонных и поминальных крестов, появившихся на Руси уже в XI веке.

Различные по форме и ти­пологии Кресты сакрального монастырского пространства Раифы — надглавные, фасадные, надвратные, памятные, хотя и выполненные из новых матери­алов и по новым технологиям, но все так же, как и ранее, из века в век, несут все ту же функцию — передачи православного пре­дания, являя по слову преподоб­ного Иоанна Дамаскина «лежа­щих восстание, стоящих опору, немощных посох, пасомых жезл, возвращающихся руководство, преуспевающих приведение к совершенству, души и тела спасение, отклонения от всяких зол, всяких благ виновник, греха истребление, растение Воскресе­ния, древо жизни вечной»⁸.

Примечания

1. Гавриил (Зырянов). Мысли при виде креста. По творениям св. Тихона За­донского. — Раифский альманах. 2013 № 3. С. 40-41; Архиепископ Казанский и Марийский Михаил (Воскресенский). Проповеди. В неделю Крестопоклонную

2. Журнал Московской патриархии. 1972. № 4. С 35; 1977. № 3 С. 28.

3. Полный церковно-славянский словарь (со внесением в него важнейших древ­не-русских слов и выражений). Сост. священник, магистр Григорий Дьяченко. — М., 1898. С. 269-271

4. Кутковой В.С. Краски мудрости. — М. «Паломник». 2008. С. 157

5. Трубецкой Е.Н. Три очерка о русской иконе: Умозрение в красках. Два мира в древнерусской иконописи. Россия в ее иконе. — М. ИнфоАрт. 1991. С. 7-:8.

6. Кутковой В. С. Краски мудрости. С. 129

7. Цит по: Кутковой В.С. Краски му­дрости. С. 138

8. Архимандрит Даниил (Сивиллов). Путешествие в Раифскую пустынь в Ка­занской епархии. 1830 год. — Раифский альманах. 2011. № 1. С. 50-51

9. Цит по: Крест в России. Авт.-сост. В.С. Гнутова — М. «Даниловский благовестник». 2006. С. 14