Архимандрит Палладии (Кафаров): портрет китайской тушью

Петр Кафаров родился 16 (28) сентября 1817 года в селе Старошешминск Чистопольского уезда Казанской губернии в семье протоиерея Ивана Григорьевича Кафарова. На момент рождения Пети в семье уже было пятеро детей — два сына и три дочери. Впоследствии у Петра появились еще один брат и две сестры.

Отец будущего китаиста служил благочинным Чистопольского уезда. Незадолго до смерти Ивана Григорьевича в Старошешминске на месте сгоревшей деревянной церкви была построена трехпрестольная каменная церковь в честь Святого Богоявления. В наши дни от прихода сохранилось каменное здание церковно-приходской школы, где в 1994 году был возрожден православный приход.

По традиции тех лет вся мужская половина семейства Кафаровых пошла по духовной линии: сыновья протоиерея Иоанна Кафарова поступали сначала в Чистопольское духовное училище, а затем в Казанскую духовную семинарию, после чего становились священниками. Грамота студенту Петру Кафарову давалась легко — в сохранившихся учебных ведомостях в графе «Каких способностей, прилежания и успехов» напротив его фамилии указано «отличных». Не жаловались его наставники и на поведение будущего китаиста: в графе «Какого поведения» значится «весьма честного».

Окончив в 1832 году духовное училище, пятнадцатилетний Петр Кафаров по примеру старших братьев поступил в Казанскую духовную семинарию. Среди наставников Кафарова был историк, этнограф, писатель Василий Афанасьевич Сбоев, преподававший семинаристам церковную историю и греческий язык и заведовавший библиотекой, а впоследствии и Виктор Петрович Вишневский, инспектор семинарии, этнограф и один из первых исследователей чувашского языка. В семинарии происходит один из переломных моментов в судьбе будущего ученого-востоковеда: за успехи в учебе его зачисляют в Санкт-Петербургскую духовную академию.

Переезд в Петербург в 1837 году стал лишь началом головокружительных перемен в жизни молодого человека. Как раз в это время из Китая в Россию вернулся архимандрит Поликарп (Тугаринов), которому вскоре суждено было стать начальником двенадцатой (1840-1849) Русской духовной миссии (РДМ) в Пекине.

Миссия отсчитывала свою историю с конца XVII века, когда в Китай были увезены плененные казаки из крепости Албазин. В Пекине казаки были причислены к Императорской гвардии и поселены в северо-восточном углу столицы — в квартале, известном впоследствии как Бэй-гуань (Северное подворье). Через некоторое время потомки албазинцев попросили прислать им православного священника из России для духовного окормления. Приезд в Пекин православного священника из России и стал началом деятельности Русской духовной миссии.

К середине XIX века миссия фактически превратилась в единственное европейское посольство в Китае. Срок пребывания миссионеров в Пекине составлял около десяти лет, после чего состав миссии менялся. Жили сотрудники РДМ почти в самом центре Пекина, на бывшем посольском дворе, получившем название Нань-гуань (Южное подворье). Основными обязанностями ее членов были богослужение и проповедь Евангелия албазинцам, потомки которых стремительно окитаивались. В состав РДМ входили архимандрит — начальник миссии, два иеромонаха, иеродиакон, причетник и четыре студента.

Основную часть состава двенадцатой миссии архимандрит Поликарп отобрал в своей alma mater — Санкт-Петербургской духовной академии. История не сохранила упоминания о причине, по которой Кафаров решил поступить в число миссионеров, отправлявшихся в Пекин. Служба в далеком Китае сулила, с одной стороны, выгоды: по возвращении в Россию члены миссии вознаграждались различными орденами, льготами, персональными пенсиями и получали повышение в служебных должностях. С другой — среди будущих кандидатов ходили слухи о высокой смертности миссионеров, тяготах восточного климата и неведомых болезнях. Но выбор был сделан — 2 августа 1839 года Петр Кафаров принял монашество в Александро-Невской лавре с именем Палладий и начал готовиться к поездке в Пекин: стал изучать китайский под руководством архимандрита Иакинфа (Бичурина), друга Пушкина и на тот момент, вероятно, самого известного российского китаиста.

До Пекина миссия добралась в октябре 1840 года. Для этого миссионерам пришлось пересечь почти всю Россию, а затем и Монголию. О том, как проходил заключительный этап путешествия, вспоминал один из коллег отца Палладия по миссии — студент Горский: «...перепивши воду всех сортов — пресную, горькую, соленую, гнилую; перепробовавши все возможные роды молока — коровье, кобылье, верблюжье, овечье; наскитавшись по горам, утесам, долинам, пескам, по степи; подвергшись влиянию дождя, снега, града; узнавши все выгоды кочевой и оседлой жизни, монгольской юрты и китайского дома; постигши гастрономию монгольскую и китайскую; наевшись, если не грязи, то, по крайней мере, не хуже того, — морских червей, каракатиц, древесных губ, драконовых глаз (плод довольно вкусный); испытавши горе и радость, холод, жажду и пресыщение, наконец я добрался до пресловутого Пекина»[1].

В китайской столице, помимо каждодневных дел, в обязанности членов миссии входило всестороннее изучение Китая. Начальник миссии должен был изучать маньчжурский или китайский язык; священники и иеромонахи обязывались заниматься исследованием и переводами буддистской или даосской литературы, а также разрабатывать теоретическую базу, доказывавшую ложность этих учений. Иеродиакон должен был переводить катехизис на китайский язык и толковать его албазинцам; причетник — изучать тибетский или санскрит, а также заниматься изучением индуизма и индийской истории. Занятия каждого из четырех студентов сообразовывались с их подготовкой, желаниями и умениями: воспитанники медицинских факультетов должны были изучать медицину и естественные науки; другие студенты могли изучать математику, китайскую литературу, философию (в особенности учение Конфуция), историю, географию, статистику, юриспруденцию, сельское хозяйство и ремесло. В идеале, помимо исполнения духовных обязанностей, миссия должна была воспитывать специалистов, сведущих в самых разных областях знания о Китае.

Архимандрит Палладий под руководством архимандрита Поликарпа занялся одной из сложнейших тем — историей буддизма. Обширная библиотека миссии располагала значительным числом китайских источников, по материалам которых отец Палладий подготовил несколько статей о буддизме, две из которых («Жизнеописание Будды» и «Исторический очерк древнего буддизма») вышли в первом и втором томах «Трудов членов Российской Духовной миссии в Пекине». Всего с 1852 по 1866 год в Петербурге под эгидой Азиатского департамента Министерства иностранных дел вышло четыре тома «Трудов». Примечательно, что последний том целиком состоял из переводов отца Палладия.

В непростых условиях пекинской жизни проявился спокойный нрав отца Палладия — он избегал конфликтов и поддерживал ровные отношения со всеми коллегами по миссии. Эти качества стали причиной, по которой именно он был назначен главой следующей РДМ в Китае. Вернувшись ненадолго в Петербург и набрав состав новой РДМ, отец Палладий возвратился в китайскую столицу уже архимандритом и главой тринадцатой миссии (1849-1859).

Фактически выполняя обязанности руководителя Русского посольства в Китае, архимандрит Палладий был вынужден принимать участие в непростой дипломатической игре того периода — в Европе гремела Крымская война, отголоски которой слышались и на Дальнем Востоке: Англия и Франция планировали новый виток экспансии в Китай. В этих условиях начальник миссии нередко консультировал Министерство иностранных дел о событиях в Поднебесной. Эти консультации помогли России заключить в 1858 году сразу два выгодных трактата с Китаем: Айгунский, по которому Россия приобрела Приамурье, и Тяньцзиньский, уравнявший положение России в Китае с иностранными державами.

Эпохальные события, происходившие в Китае в момент пребывания там тринадцатой миссии, не помешали отцу архимандриту заниматься научными изысканиями. В этот период отец Палладий, уже хорошо овладевший китайским языком и познакомившийся с китайскими интеллектуалами, первым из европейских ученых обращает внимание на китайский текст «Сокровенного сказания монголов» — важнейшего источника по истории монголов, впоследствии ставшего одним из базовых текстов для монголистики. Занимаясь историей монголов, ученый-архимандрит заинтересовался текстом «Описания путешествия истинного человека Чан-чуня на Запад», повествующим о визите даосского патриарха Чанчуня к Чингисхану, который надеялся получить от даоса секрет бессмертия. В период тринадцатой миссии архимандрит Палладий одним из первых среди европейских ученых начинает интересоваться исламом в Китае.

Архимандрит делает развернутые выписки из китайской литературы мусульман, которая имелась в библиотеке миссии, а также приобреталась им у пекинских книготорговцев.

По окончании служения в тринадцатой миссии архимандриту Палладию предложили стать настоятелем одной из самых древних и богатых монашеских обителей Российской империи — Свято-Юрьева монастыря в Новгородской губернии. Но архимандрит предпочел должность настоятеля небольшой православной церкви в Риме, устроенной при русском посольстве.

В Риме отец Палладий заканчивает переводы «Сокровенного сказания монголов» и «Путешествия Чан-чуня» и становится первым человеком, кто перевел эти сочинения на европейский язык. В этот же период он завершает работу над статьей «Старинные следы христианства в Китае», в которой разбирает упоминания о христианах в Китае во времена династий Тан (618-907) и Юань (1271-1368).

Из Рима архимархимандрит Палладий подает докладную записку обер-прокурору Синода Александру Петровичу Толстому, в которой высказывает мнение, что Русской Церкви не следует спешить с учреждением епархии в Китае. В той же записке он подробно излагает своеобразие религиозных представлений китайцев, делая акцент на особой роли этических традиций конфуцианства: «Веропроводник [в Китае] встретится лицом к лицу, с одной стороны, с конфуцианством, с другой — с язычеством... Конфуцианство, возросшее в недрах Китая и состарившееся среди притеснений и нападений иноплеменных диких народов, обвыкло питать чувства ненависти и презрения ко всему чужеземному... Оно выше всего ставит политическую мораль... создало для себя холодную, механическую теорию мироздания и материалистическую философию: лишено начал спиритуализма и вместе с тем впадает в грубые суеверия. Оно учит стоицизму, но за недостатком высших основ внедряет с ним глубокий эгоизм и тесные понятия о человеческом обществе; установляя нравственные законы — общественные и семейные, оно крепкими узами отеческой власти и родственного старшинства связывает развитие народа и держит его в границах фамильного быта... Его предания строго хранятся и поддерживаются обширною литературою, повсеместными театрами и народными рассказами...»[2].

Несмотря на мягкий итальянский климат и отсутствие больших забот, в Европе отец архимандрит быстро затосковал по Китаю, куда вскоре вернулся в качестве начальника пятнадцатой миссии (1865-1878).

Уже будучи признанным знатоком Китая, отец Палладий продолжает занятия наукой и просветительством. Сотрудничая с Императорским Русским географическим обществом (ИРГО), он регулярно отправляет в Петербург заметки о книжных новинках, издаваемых в Китае.

На страницах изданий ИРГО начинают появляться его комментарии и пояснения на тему исторической географии Китая.

В 1870 году архимандрит Палладий по заданию ИРГО отправляется в экспедицию по недавно присоединенному к Российской империи Приамурью. Основными целями новой экспедиции должны были стать: изучение коренного населения края в свете его предстоящей колонизации и следов древностей (развалин городов, крепостей и поселений); сбор сведений о малоизвестных на тот момент областях Монголии, Маньчжурии и Кореи.

Путь от Пекина до Благовещенска через Маньчжурию занял сорок дней. На Дальнем Востоке отец архимандрит занимается археологическими изысканиями, результаты которых публикуются в изданиях ИРГО.

Вернувшись в Пекин, отец Палладий задумывает составить китайско-русский словарь, в котором будут затронуты все аспекты китайской духовной культуры. Проработав над словарем почти семь лет, отец архимандрит, страдавший радикулитом после экспедиции по Приамурью, начинает испытывать проблемы с сердцем и решает вернуться в Россию. По совету врачей он отправляется туда морем через Западную Европу.

5 декабря 1878 года он прибывает в Марсель, где на следующий день в три часа дня скоропостижно умирает от сердечного приступа. Его останки переносят из Марселя в Ниццу, где они были захоронены на русском кладбище Кокад. На памятнике архимандрита все еще хорошо читаются слова: «Тридцать три года трудился в Китае на пользу Церкви, Отечества и науки». Другим памятником знаменитому востоковеду стало издание в 1888 году «Китайско-русского словаря», средства на который были выделены Кабинетом императора Александра III.