Казанская епархия в годы войны

1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. В тревожной атмосфере тех дней, пожалуй, мало кто до конца осознавал нависшую над человечеством угрозу. Началась невиданная еще по размаху и кровопролитности война, изменившая облик этого мира. Большинство советских граждан не сразу ощутило мертвящее дыхание новой вселенской бойни – война станет для них реальностью 22 июня 1941-го. А вот Церковь Христова в стране Советов жила в состоянии войны уже более двух десятилетий – войны, объявленной властями верующим, войны на полное уничтожение. И одним из фронтов этой антицерковной борьбы стала Казанская епархия.

К началу Второй мировой войны церковная ситуация в Казани была удручающей. Еще летом 1937 года последний довоенный Казанский архиерей – архиепископ Никон (Пурлевский) говорил в кругу городского клира:

«Сижу и только отмечаю в списках духовенства: изъят, изъят, и останется ли хоть одна церковь к новому году, сомнительно».

Но церкви к 1938 г. в Казани оставались, а вот сам владыка Никон был «изъят», т.е. арестован 7 декабря 1937 г. за «шпионаж в пользу Японии» (фабриковавшие дела чекисты не стеснялись даже таких откровенно смехотворных формулировок) и расстрелян 9 января 1938 г. С ним фактически прекратило существование Казанское епархиальное управление, а должность епархиального архиерея надолго осталась вакантной. Управлявшему Русской Церковью Патриаршему местоблюстителю митрополиту Сергию (Страгородскому) некем было ее заместить, так как общеизвестно, что к началу Великой Отечественной войны в Православной Церкви на территории СССР на свободе и при исполнении своих обязанностей кроме него самого оставалось лишь три архиерея: митрополиты Алексий (Симанский), Николай (Ярушевич) и Сергий (Воскресенский).

Казанские монастыри и храмы на протяжении 1920–1930-х годов закрывались ужасающими темпами. Теперь, после расправы над последним правящим архиереем, в Казани не оставалось никого, кто хоть как-то мог противиться уничтожению богослужебной жизни в столице Советской Татарии. Примечательно, что в том же 1938 году разгромлено было и епархиальное управление сторонников обновленческого раскола, прекратившее свое существование после ареста 4 и 5 августа 1938 г. последнего Казанского обновленческого митрополита Иерофея (Померанцева) и его секретаря протоиерея Михаила Колокольникова. Обновленческий раскол, изначально инспирированный большевиками для ослабления Православной Церкви и облегчения борьбы с нею, теперь, при приближении кажущейся скорой победы над любыми «религиозными предрассудками и пережитками», более не представлял интереса для властей. В связи с этим опустел и последний обновленческий храм Казани – церковь Ярославских чудотворцев на Арском кладбище (захваченный раскольниками в 1934 году).

Что касается православных храмов канонической Патриаршей Церкви, то вскоре после расстрела архиепископа Никона (Пурлевского) был закрыт, а к концу 1938 года полностью разрушен кафедральный собор последних архиереев эпохи «Великого террора» – деревянная церковь преподобного Серафима Саровского в районе улицы Достоевского. В пасхальные дни 1939 года у верующих был отобран храм Смоленской иконы Божией Матери в Козьей слободе. На короткое время всех оставшихся на церковном служении казанских клириков и верующих мирян приютил Петропавловский собор – последний не закрывшийся православный храм города. Но и его постигла общая участь: незадолго до начала Второй мировой войны, в середине лета 1939 года собор был закрыт и передан в ведение Центрального музея ТАССР. В пользование верующим передали пустующее после распада обновленческой общины здание Кладбищенской церкви.

Сегодня сложно установить, кто переосвящал этот храм после служения в нем раскольников, но в те дни в Казани все же был православный архиерей. Это был епископ Павел (Флеринский), который после освобождения из тюрьмы в мае 1936 г. поселился в Казани у своей старшей дочери (монашество он принял, будучи овдовевшим священником). И хотя в 1936–1939 гг. он являлся временно управляющим Куйбышевской епархией, в Куйбышев (Самару) он из-за болезненного состояния не выезжал и продолжал проживать в Казани, посещая в последний год жизни именно Кладбищенскую церковь. Но и он скончался 14 октября 1940 г.

Итак, Великую Отечественную войну поистине «малое стадо» верующих православных казанцев встретило лишенным архипастыря, но объединенным вокруг церкви Ярославских чудотворцев на Арском кладбище, вокруг великих святынь своего родного города – чтимого списка Казанской иконы Пресвятой Богородицы, раки с мощами святителя Гурия, других священных реликвий из разоренных храмов и обителей, а также вокруг немногочисленных священнослужителей, оставшихся в живых, на свободе, не покинувших церковного служения несмотря на все опасности и притеснения.

С первых дней ужасной войны этот маленький храм стал прибежищем для ищущих Божией помощи и утешения казанцев, приносивших сюда свои слезы горя и покаяния. С каждым днем прихожан в церкви становилось все больше и больше. Приходили сюда с покаянием и возвращались к служению клирики, оставившие в прежние годы из-за страха и притеснений пастырскую деятельность, а также священнослужители из бывшего обновленческого раскола.

Еще больше церковная жизнь в Казани оживилась после обретения нового архипастыря. 14 октября 1942 г. на Казанскую кафедру был назначен архиепископ Андрей (Комаров), управлявший ранее Астраханской, Куйбышевской и Саратовской епархиями. В своей новой епархии владыке Андрею пришлось служить все в том же – единственном в Казани – Кладбищенском храме, ставшем кафедральным собором. Известно, что несколько раз он ездил в церковь пророка Илии в г. Мензелинске – второй и последний действовавший в те годы храм в ТАССР.

Но, несмотря на стесненные условия, людей в храмах прибывало. Об этом можно судить по суммам пожертвований, собранным Казанской епархией под руководством архиепископа Андрея для нужд фронта и Победы. В1942–1943 гг. верующими епархии в фонд обороны было передано 316 тысяч рублей деньгами и золота на сумму 318 тысяч рублей, на танковую колонну передали 390 тысяч рублей, для больных и раненых воинов – 148 тысяч рублей, в помощь пострадавшим городам – 70 тысяч рублей, на подарки бойцам Красной армии – 16 тысяч рублей. Кроме того, сам владыка Андрей пожертвовал 100 тысяч рублей на постройку самолета (этой суммы хватило на производство одного истребителя). Мужество и патриотизм Казанского архиепископа проявились и в том, что в условиях антирелигиозной политики такие инициативы могли вызвать неоднозначную реакцию и закончиться весьма плачевно для «служителей культа». Но в годы войны антицерковный нажим начал ослабевать, в некоторых аспектах стало ощущаться потепление в отношении властей к верующим. За произведенные в пользу армии денежные сборы казанские верующие в лице своего архипастыря получили личную благодарность Сталина. Период служения в Казани владыки Андрея (Комарова), несмотря на свою кратковременность, стал во многом переломной вехой в церковной жизни нашего кафедрального города. В декабре 1943 г. Преосвященный Андрей был вызван на сессию Священного Синода, а уже 8 января 1944 г. получил назначение на Днепропетровско-Запорожскую кафедру – на недавно освобожденные от немецкой оккупации территории.

Вновь Казанская епархия на долгое время осталась без правящего архиерея (следующий Казанский архиерей епископ Гермоген (Кожин) был рукоположен на нашу кафедру только 18 февраля 1946 г.). Но без архипастырского попечения Татария не осталась: в мае 1944 года временно управляющим Казанской епархией был назначен переведенный на Ульяновскую кафедру епископ Дмитровский Иларий (Ильин). Казанскую паству он продолжил окормлять и после своего перевода из Ульяновска в Чебоксары (вплоть до назначения и рукоположения на Казанскую кафедру владыки Гермогена). И хотя Победу в мае 1945 года православные казанцы встречали без собственного архиерея, именно на этот период пришлась и победа Православия на нашей земле. Многим из тех, кто был очевидцем закрытия и уничтожения храмов в 1920–1930-х годах, с трудом верилось, что когда-то вновь зазвучит в них церковная служба. Освящение новых храмов в епархии, встретившей войну без архиерея, с несколькими священниками и двумя действующими храмами (в Казани и Мензелинске), каждый раз становилось «праздником со слезами на глазах».

17 ноября 1944 г. было разрешено открыть кладбищенскую церковь Казанской иконы Божией Матери в г. Чистополе, 14 апреля 1945 года – одноименную церковь в селе Царицыно (ныне в черте г. Казани) и еще одну церковь Казанской иконы Божией Матери в селе Большое Фролово (Буинский район), церковь Смоленской иконы Божией Матери в селе Аркатово (Пестречинский район), храм Преображения Господня в селе Биляр-Озеро (Нурлатский район) и одноименный храм в селе Большие Кабаны (Лаишевский район).

Вскоре после окончания Великой Отечественной войны 27 июля 1945 г. власти разрешили открыть церковь Тихвинской иконы Божией Матери в селе Тюрнясево (Нурлатский район), храм апостолов Петра и Павла в селе Гари (ныне в черте г. Зеленодольска).

После победы над Японией и окончания Второй мировой войны 29 октября 1945 г. последовало разрешение открыть церковь преподобной Ксении Римляныни в г. Мамадыше, храм Святой Троицы в селе Ново-Мордово (Спасский район) и храм святого Иоанна Предтечи в селе Костенеево (Елабужский район).

Сегодня нам сложно представить, какой радостью было для верующих татарстанцев открытие новых храмов в последние месяцы Великой Отечественной войны и в первые месяцы новой жизни: после победы над врагом земного Отечества, после победы над «мерзостью запустения» в храмах Божиих. К служению в этих новооткрытых храмах приступали священнослужители из числа тех, кто был прежде в обновленческом расколе, кто «снялся с регистрации» как «служитель культа» и перешел на гражданскую работу из-за гонений, кто не отказывался от служения, но не мог его исполнять ввиду отсутствия храмов, а также исповедники веры, прошедшие через тюрьмы и пытки, лагеря и ссылки. Среди прихожан были и те, кто стойко вынес все тяжести церковной жизни предшествующих десятилетий, и те, кто отходил от веры и от Церкви в условиях агрессивной атеистической пропаганды. Но всех их объединяла радость обретения поруганных святынь в стране, пережившей одну из величайших катастроф в своей и в мировой истории. 

При подготовке статьи использованы материалы книги Е.В. Липакова "Архипастыри Казанские" и очерка протоиерея В.Н. Мухина "История закрытия храмов и монастырей г. Казани в 20-е – 30-е годы XX столетия"