Сегодня Святая Церковь совершает память знаменитого святителя подвижника Преосвященного Феофана, затворника Вышенской пустыни, — этого удивительного человека, поражающего мир чудной красотой и величием своего духа, глубиной религиозных переживаний его светлой, чистой души.
Преосвященный Феофан, в мире Георгий Васильевич Говоров, был уроженец Орловой губернии, родился 10 января 1815 года. Первоначальное образование он получил в родительском доме, а потом в Ливенском духовном училище и Орловской семинарии, которую окончил в 1837 году. В училищных и семинарских ведомостях он отмечался как юноша «трудолюбивый», «кроткий и молчаливый», «склонный к уединению», «служащий примером для других» и т.п. И эти отметки служат лучшей характеристикой его юношеского возраста. В том же 1837 году он поступил в Киевскую Духовную Академию, которая в то время переживала блестящую эпоху своей истории. Главным начальником Академии был известный своим строгим благочестием и высокой подвижнической жизнью митрополит Филарет (Амфитеатров), ближайшими начальниками—ректорами были сначала Иннокентий — знаменитый церковный вития (красноречивый человек, — прим. ред.), а затем Иеремия — впоследствии Нижегородский, известный аскет. В Киево-Печерской Лавре сиял высокою подвижнической жизнью старец — иеросхимонах Парфений — «умный» молитвенник.
И вот здесь-то, быть может, в священной тишине пещер Киевских, этих безмолвных, но красноречивых свидетелей великих подвигов русского иночества, которые, без сомнения, не раз были посещаемы молодым студентом, и созрела мысль об отречении от мира.
Святитель Феофан Затворник, Вышенский
В 1840 году Георгий Васильевич от руки Ректора Академии Архимандрита Иеремии принимает иноческое пострижение, с наречением имени Феофан1.
По окончании академического курса молодой иеромонах Феофан, магистр богословия, около пяти лет подвизался без перерыва на духовно-учебном поприще, проходил разные должности до должности бакалавра включительно. Но в 1846 году, будучи причислен к соборным иеромонахам Александро-Невской Лавры, он подал прошение об увольнении его от должности бакалавра Академии. Душа иеромонаха Феофана стремилась в более сродную ей область строго-иноческого служения. Скоро Промысл Божий указал ему иное призвание: иеромонах Феофан был назначен членом нашей миссии в Иерусалиме.
Вид Палестины, её холмов и долин, светлых озер и источников — удивительно ярко воскрешает в нашем воображение библейские события. Можно себе представить, как богато питалась душа Феофана священными воспоминаниями. Его влекло в древние обители Палестины, в знаменитую Лавру святого Саввы Освящённого. Там он мог и слышать рассказы и сам наблюдать уединенную жизнь подвижников. И писания великих аскетов восточной Церкви, духом которых он так глубоко проникся, получали для него особенную жизненность при созерцании священных памятников древности. Миссия, имея постоянное жительство в Иерусалиме, действительно, с целью поклонения святыням и ознакомления с ними, посетила все священные места Палестины, Сирии, Синая, Египта. При обозрении обителей иеромонах Феофан особенное внимание сосредоточивал на изучении жизни подвижников и памятников древне-аскетической письменности. В 1855 году миссия была отозвана на родину по случаю происходившей тогда между Россией и Турцией войны, пришлось ехать чрез Европу. В Италии иеромонах Феофан, как любитель и знаток живописи, всюду интересовался образцовыми художественными произведениями величайшего художника Европы Рафаэля. В Германии видел центры немецкой учености и познакомился с сокровищницами её в библиотеках и музеях.
Пребывание иеромонаха Феофана в Палестине имело для всей его последующей жизни важное значение. С Востока он привез целую библиотеку древней святоотеческой письменности и прекрасное знание языков, особенно — греческого. В Иерусалиме научился он искусству писать иконы.
За труды и заслуги в качестве члена духовной миссии в Иерусалиме он возведен был по возвращении в Россию в 1855 году в сан архимандрита с назначением на пост ректора Олонецкой семинарии. Но недолго пришлось пробыть ему в этой должности: в мае 1856 года ему поручают настоятельство при посольской церкви в Константинополе. Итак, опять Восток. За это время он мог хорошо узнать об Афоне и тамошних подвижниках.
По возвращении из Константинополя в 1857 году архимандрит Феофан был назначен Ректором Петроградской Духовной Академии, а 9 мая 1859 года возведен в сан епископа Тамбовского.
Теперь главной своей обязанностью святитель Феофан считает руководство вверенной ему паствы ко спасению, а важнейшим средством к тому—проповедь. Сам преосвященный Феофан почти каждое свое богослужение сопровождал проповедованием слова Божия, к сему же возбуждал и подведомое духовенство. В бытность свою на Тамбовской кафедре, святитель заметил и «излюбленную смиренную пустынь Вышенскую, которой нет ничего на свете лучше». В 1863 году он был переведен на Владимирскую кафедру, как епископ опытный в деле управления епархией. Но его мягкую и кроткую душу тяготила власть и административная епископская деятельность, соединенная со многими испытаниями и огорчениями.
Его внутренние расположения влекли к иному житию — к подвигам строгого иноческого уединения. И вот святитель Феофан обращается в Святейший Синод с просьбой уволить его на покой. И Святейший Синод уважил просьбу преосвященного Феофана и освободил его от управления Владимирской епархией! С великой радостью получил он этот указ и немедленно решил уехать в Вышенскую пустынь, куда незадолго до того, назначил настоятелем своего эконома иеромонаха Аркадия, сказав ему при этом: «скоро и я приду к тебе и заживем вместе». 24 июля 1866 года, простясь со своей паствой, преосвященный Феофан уехал в излюбленную им Вышенскую пустынь. Вот с этих-то пор и началась его подвижническая жизнь, продолжавшаяся 28 лет.
В 1872 году святитель сам устроил в своих кельях малую церковку во имя Богоявления Господня. Это, строго говоря, был не большой алтарь с престолом посредине и жертвенником в углу. Прямо пред престолом находится икона Распятия, на стенах иконы трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Апостолов — Евангелистов, святителя Тихона Задонского и преподобного Серафима (однако без нимба)2. Алтарь без иконостаса, с одной завесой, без царских врат. Здесь святитель-затворник совершал один сам Божественную литургию и все церковные службы по уставу, сам читая и воспевая Триединого Бога, Пречистую Матерь и святых. Здесь он возносил свои огнепальные молитвы и духом их как бы пропитывал все эти бревенчатые стены3.
И с этих пор святитель Феофан, заключив себя в своей калии, прекращает все сношения с людьми, за исключением своего духовника и настоятеля пустыни.
Думается, что на святителя Феофана имел могущественное воздействие пример другого святителя, подобно ему удалившегося на покой и проведшего всю остальную жизнь в молитве, богомыслии и великих подвигах, — именно — святителя Тихона Задонского. Не даром так часто упоминает он его в своих сочинениях, настойчиво советует читать его творения. Недаром в своем затворе, сам святительской рукой он писал его образ во весь рост, и оставил его еще не вполне оконченным. Не даром еще юношей ходил он за 100 верст на поклонение гробнице чтимого им угодника Божия. Не даром Промысл Божий привел его, уже в епископском сане, быть и свидетелем великого торжества Православной Церкви — открытия мощей святителя Тихона.
Как проходила жизнь святителя в глубине его затвора, об этом никто не может нам поведать. Жизнь эта была «сокровенна со Христом в Бозе» (Колос. III, 2), кроме Всевидящего Сердцеведца Бога, никто не знал и не видел, как текла эта богомольческая и многоплодная самоотверженная жизнь святителя—затворника. Даже иноки Вышенской обители мало знали о нем и слуга святителя, ближайший к нему человек, и тот не был посвящен в эту таинственную жизнь, являясь в кельи только по зову на короткое время.
Вот от этого-то знаменитого отшельника вышла не одна сотня поучительных писем о предметах веры и жизни, отличающихся сердечностью, глубоким пониманием жизни и удивительной простотой изложения. Кроме того, из-под пера святителя-затворника вышел в свет целый ряд обширных и глубоко знаменательных богословских писаний, в которых от глубины просвещённого ума и от чистоты истинно-христианского сердца говорила сама духовная мудрость и любовь.
Кому из иноков и благочестивых мирян неизвестна книга «Добротолюбие» в замечательном по ясности и общедоступности переводе святителя Феофана с греческого в пяти больших томах? — Это неиссякаемый источник святого духовно-нравственного назидания для всех православных христиан всех чинов и званий, духовных и мирян.
Им собраны «Древние иноческие уставы» в одну большую книгу. Его «Письма о духовной жизни» раскрывают сокровещную науку «умного делания».
Ему же принадлежат: «Письма о христианской жизни»: эти же письма с небольшими переделками изданы святителем отдельно под названием: «Начертание христианского нравоучения» и книга, составляющая продолжение (третью часть) «Начертания» под именем: «Путь ко спасению» (краткий очерк аскетики). Затем, — собрание святоотеческих писаний, направленных к пробуждению человека от сна греховного для бодрствования о Христе, — под названием: «Востани спяй».
Его «Невидимая брань», посвященная блаженной памяти старца Никодима Святогорца, изображает внутреннюю, духовную брань человека с греховными помыслами и здесь же предлагаются добрые советы для ведения этой брани.
Ему же принадлежат знаменитые экзегетические труды, толкование посланий святого Апостола Павла, с которыми считаются даже известные ученые-экзегеты. Отдельное истолкование некоторых псалмов — 33, 51, 118 и др., и наконец «Евангельская история о Боге-Сыне», изложенная в последовательном порядке словами святых Евангелистов. Нельзя обойти молчаньем и его «Слова и поучения» в нескольких томах.
Вот тот ценный клад, который получила от святителя Феофана богословская наука. Это нетленное сокровище, драгоценное наследие, оставленное им сынам и дщерям нашей святой Церкви Православной.
И Петроградская Духовная Академия в 1890 году за эти его многочисленные и замечательные богословские сочинения присудила ему высокую ученную степень доктора богословия.
Любил также святитель священное искусство иконописания и сам был хороший художник. Нося в душе образы иного высшего, небесного мира, он, видимо, желал окружить себя и на земле их отражениями. Какое изобилие было у него икон и картин священного содержания! Большинство, если не все из них, вероятно писаны его святительской рукой — таковы: «Распятие», «Воскресение Христово», «Снятие со креста», «Спаситель в терновом венце», образа Спасителя и Божией Матери, «Богоявление Господне», образ святителя Тихона Задонского во весь рост, неоконченный немного и много, много других картин и икон. Но к двум предметам особенно часто возвращалось художественное творчество святителя — к изображению святителя Тихона Задонского и Богоявления. И имя преосвященного, указывающее на Богоявление, его картины Богоявления, самый келейный храм в честь Богоявления и его блаженная кончина в день Богоявления — так все совпало!
Здесь же в кельи у него имелись простые токарные и столярные инструменты, станок для выпиливания из дерева, верстак, т.к. святитель Феофан был хорошим резчиком и столяром. Но зачем же все это у отшельника, отрешившегося от мира? На этот вопрос ответ мы находим у самого святителя: «Без дела как быть? Будет грешная праздность4 ... нельзя всё духовным заниматься, надо какое-либо нехлопотливое рукоделие иметь. Только браться за него надо, когда душа утомлена и ни читать, и ни думать, ни Богу молиться не способна... Оно назначается для наполнения времени, которое без него придется проводить в праздности»5.
В кельи святителя можно было видеть между прочим деревянную резную панагию с деревянной же цепью и деревянный крест для ношения на груди. По просьбе братии Вышенской пустыни, он вырезал из кипариса печать с изображением Вышенской иконы Божией Матери для печатания на просфорах. Это были плоды того же рукоделия святителя во избежание грешной праздности.
Летом в ясную погоду по вечерам он любил производить наблюдения над небесными светилами, посредством большого телескопа6.
При всех сверх истинных добродетелях и высоких достоинствах святитель вменял себя в ничто. Когда в 1891 году исполнилось 50-летие служения преосвященного Церкви в священном сане, и некоторые из его почитателей прислали ему на Вышу поздравление с этим юбилеем, архипастырь с глубоким смирением отвечал: «юбилей службы... Но такова ли моя служба, чтобы ради неё юбилейничать? Я нигде не служил как следует, и мне, вместо торжества, более пригодно облещись во вретище и, пеплом посыпав главу, сесть и плакать-плакать».
6 января 1894 года Вышенского затворника не стало. Смерть не была для него неожиданностью: святитель Феофан ждал ее, как желанную гостью, как единственный путь к переходу в лучший мир, и всегда готовился достойно встретить ее.
Строгая подвижническая жизнь, а главное, лета старости постепенно истощали организм. В день Богоявления Господня, своего храмового праздника, совершив праздничные службы утреню и Литургию, святитель Феофан мирно почил о Господе, никем незримый. При облачении в святительские одежды на лице почившего ясно для всех просияла блаженная радостная улыбка. Был ли то прощальный привет людям, или отражение небесной радости духа — одному Богу ведомо!
Три дня стоял покойной святитель в своей маленькой келейной церкви и три дня в соборе — и тление не коснулось его: почивший имел вид спокойно спящего человека.
Святитель скончался 79-летним старцем, не дожив четырех дней до своего рождения. После торжественного отпевания святитель был погребен в Казанском соборе Вышенской пустыни в правом Владимирском приделе.
Высокая, чистая, белоснежного мрамора плита, обнесенная решеткой, обозначает место вечного упокоения святителя. Под эмблемами святительского сана — митрой, дикирием и трикирием, и под изображением трех книг, — главнейших сочинений святителя, высеченных на мраморной доске начертано только два слова: «Епископ Феофан».
Правда, немного говорят эти два слова уму, но зато, как много скажут они сердцу всякого знающего Владыку Феофана! В лице святителя Феофана открылась воочию всех вечно живая и неиссякаемая сила христианства. Это был ученый муж, постигший всю мудрость академического знания; был архиерей, которому вверена была широкая власть и предоставлены широкие почести. Но не в этой учености и не в этой власти и чести полагал он смысл и назначение жизни. Свою ученую мудрость и архиерейскую честь он сменял на смиренную долю отшельника; удалился в пустынь, чтобы там похоронить все, что было в нем мирского, похоронить и ученость, и архиерейство, похоронить, наконец, самого себя — для здешней мирской жизни.
Но как нельзя сокрыть от мира солнца, так не могла и Вышенская пустынь сокрыть от святой Руси истинного светильника православной жизни, и если он был безвестен для большинства тех, которые живут лишь миром и суетой его, то тем более близок стал он к тем, которые живут истинной духовной жизнью и стремятся к ней.
Пройдут века и люди забудут своих благодетелей, гениальных людей, способствовавших внешним успехам жизни, и все славные имена «великих людей» станут достоянием истории, но не забудут, пока будет в душе человека Божья искра, пока человек останется человеком, — не забудут того, кто в бренном земном сосуде сумел отразить нетленную красоту образа Божия, кто умел увлекать и уносить души, умы и сердца людей в высшую духовную сферу, в область вечных стремлений, чьи дела носят печать истинной духовности небесного царства. К таким именно людям принадлежал и святитель Феофан.