Пастырь-подвижник

«Да будет дух, иже в тебе, сугуб во мне» (4 Царств 2, 9)

Всем вам, братие, хорошо известно, когда, кем и при каких обстоятельствах произнесены были эти знаменательные слова. Как благовременно, казалось бы, повторить эту дивную пророческую мольбу в настоящие минуты нашего молитвенного церковного предстояния, как удивительно подходит она к тому редкому случаю, который собрал нас всех сюда и духовно объединил сегодня под священною сенью этого благолепного храма! Сорок дней протекло с той печальной минуты, как изволением Промысла Божия порвалась последняя драгоценная нить земной жизни любимца народного, высокочтимейшего Кронштадтского пастыря отца Иоанна Ильича Сергиева, сорок дней, как отлетела в мир покоя, к Престолу Царя Царей, кристально чистая, светлая, праведная душа великого избранника Божия — «в духе и силе Илииной», ревнителя чести и славы имени Божия. Велика и неутешна скорбь всей православно-религиозной русской семьи; печалью разбиты сердца десятков тысяч людей, видевших в батюшке дивное преображение силы Божией, прибегавших к нему и в лихую годину народной жизни и в печальные или радостные минуты своего частного существования. Чувство какой-то сугубой оставленности, покинутости, духовной осиротелости, жгучее сознание невознаградимой утраты камнем тяжелым давит в груди.... Не стало того, кто был и оставался для множества лиц путеводной звездой в течение более, чем полвека, кто без рекламы, без пропаганды, без всяких лживых и косвенных средств завоевал себе прочные симпатии везде и всюду, — от царских палат и до последней убогой лачуги. Умер, оставил нас сирыми подлинный властитель духа, сотен и тысяч людей, умевший приближаться к душе простого русского человека и смело, уверенно, плодотворно шедший на встречу человеческому страданию. Скошен безжалостным серпом смерти великий человек наших дней, к слову которого привыкли прислушиваться люди самого разнообразного состояния, разбивавший все общественные, сословные, даже конфессиональные перегородки и духовно обединявший в себе знатных и незнатных, богатых и бедных, ученых и неученых, аристократов и простецов. Сошел в сырую могилу носитель великого христианского духа, «отпускавший сокрушенныя во отраду», разгонявший душевный мрак несчастных и падших путников жизни, заблудившихся среди бела дня и потерявших понимание окружающего. Отошел в вечность дерзновенный драгоценный молитвенник, пламеневший, как серафим, у Престола Божия, и своего окрыленною мыслью востекавший в чудный небесный мир. Смежил усталые очи, замолк навсегда вождь и герой народный, земной судия совестей человеческих, возвращавший людям святые радости счастливого, чистого, беззаботного детства, озарявший верою и зажигавший ее в тех, которые уже лишены были её утешения. Почил на веки удивительный муж благодатной силы, вынесший на своих плечах в течение стольких лет массу непрерывного труда, напряжения, всевозможных лишений, гнусных обид, оскорблений, неустанный работник в борьбе с нищетой и нуждой — «злой, жестокой, суровой», мученик требовательной толпы, не знающей в своем экстазе ни снисхождения, ни пощады. Сколько стонов и слез человеческих, вырывавшихся из самой глубины наболевшей души, воспринято было великим пастырем - врачом душ в его, не тесно вмещавшее все и вся, сердце, распинавшееся и умиравшее за всех «на всяк день» (1 Кор. 15, 31)?! Сколько людей уходило от него обновленными, с верой в свои силы и с светлым взором на будущее?! У скольких лиц возжигался снова почти уже совершенно потухший светильник жизни?! Какая, мало зримая, но гигантская внутренняя работа над душой человеческой совершалась им многие, многие годы?! Какие неисчислимые залоги неотразимого нравственного воздействия хранятся невидимо в сердцах целых тысяч народа, начиная с его непосредственных постоянных, слушателей?! О каком великом множестве душ человеческих, спасенных им от вечной погибели, он мог бы с дерзновением сказать: «се аз и дети, яже ми даде Бог» (Ис. 8, 18; Евр. 11, 13)?! И вот угас этот богоизбранный пастырь, стяжавший себе право на историческое бессмертие, не стало этого могучего возбудителя совести народа, его религиозных стремлений, лучших дум, чувств и надежд, который как-то невольно, как-то непонятно мистически заставлял задумываться над смыслом существования, над вековечными вопросами жизни и смерти, давал прикоснуться «краю ризы спасения», пробуждал веру в добро и вечность. Не стало живого носителя и проповедника идеалов жизни, при одном имени которого вставало в душе что-то чистое, светлое, но заглушенное и забытое в суете мирской, не стало общего молитвенника, целителя, общего патрона-советника, общего отца-батюшки. В дни смутной эпохи, когда жизнь кругом так бурно волнуется и кипит, когда потрясающие картины беспощадного разрушения сменяются картинами созидания нетерпеливого, суетливого, когда и здесь и там стихийно клокочут страсти, вовлекая в свои пучины многих слабых и малодушных, когда всё доброе и святое, традиционно-устойчивое, чем доселе держалась жизнь и нормировалась мысль, поставлено под большой вопрос, мы лишаемся одного из твердых духовных отцов и наставников, лишаемся непоколебимого адаманта веры, нравственности и православно-русского здравомыслия, не гнувшегося ни от каких веяний и ветров светоча русского Православия. Уносится одна из немногих, необычная по своей интенсивности, живая, деятельная и направлявшая нас сила, глубоко всколыхнувшая своим подвигом русскую жизнь.

И нам слишком мало, поэтому, склониться только в чувстве глубокого умиления пред дивной красотой недюжинной личности пастыря Божия, пред всем необъятным величием его духовного подвига, мало заплакать слезами нашей разбитой любви к нему, слезами канувшей в вечность возможности живого непосредственного общения с ним. Нет, нам нужно сделать гораздо больше. Нужно здесь, теперь же, постоянно воскрешать в себе, претворять в себя, дивный образ почившего, нужно дать обещание постоянно помнить нелицемерную твердость и цельность его христианского исповедания, в котором не было никаких отступлений и уклонений в сторону, которое не льстило пороку, не облекало в красивые наряды лжи, не проводило в сознание слушателей звенящее легкомыслие, не раздражало дурных инстинктов толпы. Нужно всесторонне исследовать и осветить все сохранившиеся сведения о жизни и деятельности великого пастыря, научно разобраться в оставленных им вековечных памятниках его жизни, его усердия и трудов, в богатом глубоком наследии его великого, апостольски-миссионерского духа, который не знал своей личной жизни и в стремительном порыве любви и сострадания хотел обнять всех людей, всю вселенную и, очищая всех молитвенным пламенем, вознести к престолу Христа. Пусть во весь рост встанет пред людьми этот величавый отец народа, выслушавший покаяние миллионов людей, находившийся у постели тысяч больных и умирающих, успокоивший многие множества труждающихся и обремененных, — печальник скорбящих, друг и покровитель детей, кормитель сирых и бедных, врач больных, учитель заблуждающихся, этот настоящий пастырь Христов. Пусть станет ясно для нас, где, в чем заключается тайна обаяния этой великой личности, почему не влияла на него пресловутая среда, в чем секрет его жизни. Согласимся, что всё это долг наш, и ближе всего — именно нас, как представителей православной богословской науки и высшего духовно-церковного просвещения, как будущих пастырей церкви Христовой и наставников юношей, готовящихся к пастырскому служению, идеал которого в таком возможном совершенстве отразил в своих трудах и своей пастырской деятельности почивший служитель Божий, и в тоже время вечно-живой урок назидания для нас, особенно теперь, когда делаются настойчивые попытки разбить всё дорогое для нас, когда среди русских православных людей — и этот одолевающий многих ложный стыд пред родившей их духовно чистой религией Богочеловека, и эта дешевая популярность, готовая приспособлять вечную непреложную истину к случайным вкусам, частным понятиям и предубеждениям.

Не скоро, разумеется, будет подведен итог и сделано заключение ко всей, отныне исторической, жизни и деятельности почившего великого пастыря, уже по одному тому, что нет ничего труднее, как подвергнуть анализу сокровеннейшие тайники души человеческой, полные загадочных и таинственных сил. Но и теперь, кажется, можно сказать, что основным чувством души почившего, сообщавшим настроение его духу и определявшим его дела, слова, помышления, была живая вера в Христа Спасителя и Его учение, полное благоговейное проникновение этим учением, ставшим его родною и вечной стихией, а не мертвою формулою, буквою, не простым и холодным знанием только, как у множества современных людей. «Из этого бесконечно-глубокого источника он почерпал и свою удивительную любовь ко всем людям, и дар молитвы, и дар врачевания разных недугов. Отец Иоанн мог сказать вместе с апостолом, что «уже не он живет, но живет в нем Христос», живет, не как отвлеченное начало, не как сумма известных правил, не как Простое историческое воспоминание, а как живая личность, как Богочеловек-Христос. Он как бы утратил свое индивидуальное бытие, свою душу. Его душа как бы погрузилась в дух Христа и перестала существовать отдельно. Весь мир видимых и невидимых явлений для него распался на два отдела: мир Христа и мир антихриста, мир добра и зла. В его жизни не стало ни одной минуты, когда бы можно было служить кому-либо другому, кроме Христа. Вся его жизнь проходит пред лицом Бога. Все для Бога и в Боге, ничего без Бога и не для Бога» (Епископ Евдоким). Здесь мы выносим новые для себя уроки, которые следует твердо помнить всегда всем служителям возрождения. Не говорит ли, в самом деле, почивший всем целокупным подвигом своей жизни, что возрождение отпадших, раскаяние грешных, умягчение злых сердец, смирение гордых душ, одним словом, то чудное изменение человека, раскрытие его внутренней красоты, свидетелями которого бывают пастыри-проповедники, достигается не иначе, как путем самораспятия, отречения, умирания для своей личной отъединенной жизни? Насколько в ежечасных страданиях измученного скорбящего сердца вымирает естественная жизнь проповедника или пастыря, настолько лишь насаждается жизнь духовная в пастве, во исполнение слов Христовых: «егда вознесен буду от земли, вся привлеку к Себе». «Мир, говорит один глубокий мыслитель, не будет привлечен ко кресту, но он будет привлечен к распятию. Картина страшнаго распинания, представленная в пламенных словах священнослужителя, всегда будет сильна для воздействия и обращения массы». Не учит ли нас, с другой стороны, почивший пастырь Кронштадтский, что наша собственная богословская работа, наши успехи в постижении христианской истины более всего зависят от силы личного нашего проникновения духом Христовым, от силы нашего стремления устроят свою жизнь в свете вечности. «Плох тот богослов, тот пастырь, тот проповедник, который, трактуя о божественном мире, ни разу не воспарил собственным духом к этому миру, не чувствовал на собственном существе соприкосновения с тайнами вечности». И вот, пред нами вырастает задача более глубокого личного проникновения благодатною силою христианства, её проведения во внутреннее существо наше. Вместе с тем выступает очевидность того, что высшая богословская школа не должна заниматься только теоретической разработкой богословских проблем, но должна являться центром, в котором сосредоточивалась бы и била живая мощная струя деятельной христианской жизни, местом, в которое направлялись бы и из которого в разные стороны расходились живительные течения истинно христианской жизнедеятельности. Христианская истина о человеке должна быть выявлена человеком в процессе его жизни.

Если эти высокие мысли и чувства мы вынесем сегодня отсюда с серьезным намерением провести их в жизнь, это будет самым лучшим неложным свидетельством нашего искреннего благоговения н глубокого преклонения перед подвигом жизни почившего. Не слез и сожалений ждет от нас наш преставившийся учитель жизни, — у таких гробов и могил можно плакать только о живых, но не об умершем; как верный раб, свято исполнивший свой урок и уже здесь на земле, в своих подвигах религиозных, черпавший радость духовную от истоков блаженной и вечной жизни, он вошел, уповаем, в тихую, желанную, надежную пристань и уже слышит блаженный глас: «добрый рабе, благий и верный, войди в радость Господа Твоего». Нас почивший призывает не к слезам, а к подражанию, он зовет нас идти тем же путем, каким и он прошел перед нами, зовет к неустанному труду на порученном поприще, дает нам пример беззаветной до самораспятия преданности ниспосланному нам великому служению просвещения и обновления людей светом Христовой истины. Запомним же, возлюбленные братие, этот пример и, укрепив в наших сердцах готовность подражать ему по мере возможности, помолимся усердно, да пошлет Господь в Бозе почившему верному и праведному рабу Своему вечный покой в невечернем Царствии, идеже сияет незаходимый свет Лица Божия. Вечная память и нескончаемое блаженство да будет твоим уделом, приснопамятный и достоблаженный молитвенник и пастырь-учитель русской земли! Дух твой, ярко сиявший и в жизни твоей и славном отшествии твоем, да отобразится и в нас, скорбно взирающих на удаление твое в лучший мир, — если и не сугубо, как Илиин в Елисее, то хотя по мерности нашей. Аминь.