Муравей Василий с раннего утра полз по стволу высокой сосны, росшей на краю городского парка. Каждая морщинка коры старого дерева была для него глубоким ущельем, и он, конечно, устал. Зачем он там полз? Куда он полз? Ответов на эти вопросы муравей Василий не знал, ведь он был ещё совсем молодой муравей, и просто полз вверх. Это ему просто нравилось и, кроме того, он втайне надеялся доползти до того тёплого, светлого шара, который обычно висел где-то над вершинами сосен и весь день освещал всё вокруг и грел.
«Было бы здорово отломить кусочек от этого шара, а потом принести его в муравейник, чтобы он и там светился и грел… Может мы бы его и на зиму заготовили, а потом ещё и в холода грелись бы от него… », — так думал муравей, намереваясь, ни много ни мало, отломить кусочек звезды именуемой у людей Солнцем. Впрочем, это он хотел сделать заодно, а главное для него было то, что он полз по этим бесконечным оврагам и ущельям (по складкам коры, то есть) — весь такой молодой и сильный в борьбе с природой! «Экстрим» — так вроде говаривали мальчишки, скачущие по воскресеньям через заборы в районе муравейника…
Василий полз всё выше, и уже стали редеть ветки, начал ощущаться ветерок. Верхушка дерева покачивалась, шумела хвоя. Вдруг один из порывов ветерка тряхнул вершину так, что муравьишка сорвался… и полетел вниз, и, похоже, что предстояло ему упасть как раз на крышу родного муравейника. От страха он закрыл глаза и приготовился к худшему. Но тут почувствовал под собой что-то мягкое, и новый порыв ветра поднял его вверх.
Муравей открыл глаза и понял, что его подхватила летевшая мимо паутина, видимо тоже оторванная от дерева ветром. Он вцепился лапками в серебряные нити этой своей спасительной паутины, которую тем временем стремительно уносило всё выше в небо. Муравей сначала ещё больше испугался, но зачарованный видом, открывшимся его взору сверху, притих. Деревья становились всё меньше, за ними открывалось пространство городского парка и сам огромный город, в сторону которого паутина несла своего внезапного пассажира. Так далеко Василий и не заходил никогда, и даже не мечтал об этом! Хотя, конечно мечтал, ведь был он молод, и всё ему было интересно, и путешествовать он любил.
Вообще город со стороны напомнил ему муравейник — там тоже вечно кто-то копошится, и такой он весь какой-то живой, жизнь кипит в нём. Ветер занёс паутинку в район новостроек, и муравей с интересом разглядывал высоченные однообразные башни. Паутина подлетела совсем близко к одной из этих башен, и муравей стал заглядывать в окна.
«Вот работают, вот ругаются, вот едят чего-то, вот спят; вот суетятся и торопятся; там уныло, а там вот и весело кто-то глядит в окно — ну точно наш муравейник!» — подумал с радостью муравей.
Но тут из-за угла башни Василий увидело то, что оборвало его мысли. Он увидел солнце. Да не где-то там, наверху, а совсем близко над землёй! Солнце мерцало и переливалось.
«Вот оно, вот оно! Вот куда несёт меня моя паутина! Вот ведь подарок судьбы!» — воскликнул муравей, и усики его задрожали от нетерпения.
Паутину несло к золотому куполу новенького храма, который переливался и мерцал на августовском солнце — так, что и в самом деле походил на ещё одно солнце, спустившееся в объятия города, поближе к людям, чтобы согреть их в эти последние дни лета.
Паутина зацепилась за крест. И тут ветер стих. Муравей постоял на вершине креста, и, сам не зная почему, начал неспешно спускаться вниз. Всё мерцало и светилось, и он шёл по солнцу — кому расскажешь, не поверят! Василий, гуляя, дополз до края «солнца» и посмотрел вниз. Ему не хотелось уходить. Но тут он почувствовал некий приятный аромат — такой, какого они нигде раньше не встречал. Запах исходил из щели в открытом окне под куполом. Василий потянулся туда передними лапками и… снова сорвался! Что ж за день такой! Он полетел вниз, и угодил прямо в это открытое окно храма. Муравей сумел на лету зацепиться за какую-то штуковину (это была цепь паникадила), и снова осмотрелся.
Храм был переполнен этим приятным запахом — таким вкусным, что Василию захотелось его укусить, попробовать на вкус. Внизу было много-много людей. А в центре было нечто, что светилось сильнее и прекраснее купола храма, по которому только что гулял муравей. Он снова пополз вниз.
Наконец, он дополз, петляя между электрическими свечками и золотыми фигурками ангелов, до самой нижней точки паникадила. Он был совсем близко от источника света. Он видел, что там лежит, сложив руки на груди, некая Женщина, что веки её прикрыты, что она как будто спит.
Луч солнца сквозь высокое узкое окно, причудливо переливаясь в струях кадильного дыма, падал точно на лицо спящей Божией Матери, отражаясь от золотой вышивки на плащанице с Её изображением. Муравья тянуло к этому светлому лицу. Он уже дважды за сегодняшний день летал по воздуху, и потому в этот раз без страха прыгнул с паникадила вниз...
Запели тропарь праздника.
Старший священник наклонился к образу Успения Богородицы, чтобы поцеловать его, но тут заметил, что на лицо Пречистой откуда-то сверху упал черный лесной муравей, и, побегав по иконе пару секунд, притих точно посередине смиренно сложенных рук Царицы Небесной — притих как-то так благоговейно что ли…
«Ну точно благоговейно!» — священник улыбнулся этой своей мысли.
А тут и стоявший рядом служитель храма заметил букашку, сидящую на плащанице, и уже приготовился осторожно смахнуть её тряпочкой на пол, тем более, что, кажется, отец-настоятель тоже заметил этот «непорядок». Но вдруг священник остановил уже занесённую тряпочку, и сказал тихо своему помощнику: «Не трогай ты его, пусть радуется тварь Божия. Всякое дыхание да хвалит Господа, как говорится».
А муравей Василий был и в самом деле счастлив. Что тут говорить? Ему казалось, что всё самое лучшее сбылось, и он добрался до солнца, и даже увидел его изнутри, и теперь уже торопиться было не нужно.