Жизнеописание профессора Казанской духовной академии Петра Васильевича Знаменского. Часть 2

  Количество просмотров

На фото: книга П.В. Знаменского. «История Казанской духовной академии…»,
подаренная автору студентами XXXIII курса ы 1892 году в сделанном специально к этому случаю оригинальном переплете

По случаю 100-летия со дня кончины заслуженного ординарного профессора Казанской духовной академии П.В. Знаменского продолжаем публиковать его жизнеописание, написанное в жанре некролога его ближайшим учеником и другом профессором КазДА Иваном Михайловичем Покровским

Над свежей его могилой мы считаем своим нравственным долгом только кратко очертить образ незабвенного Петра Васильевича как профессора, ученого и как исключительного человека, прибавив и то, как Alma Mater — Академия проводила своего дорогого сына на место вечного упокоения.

Преподавание математики в профессорской деятельности Петра Васильевича было каким-то случайным эпизодом. Что и как преподавал он по этой неакадемической науке, он сам ничего не сообщает в «Истории Академии», начиная изображать свою преподавательскую деятельность со времени вступления в должность бакалавра по русской истории. К чтению лекций по истории он приступил «с большим смущением как к делу в высшей степени ответственному пред слушателями, в числе которых был целый X курс студентов, еще слушавший блестящие лекции Щапова и бывший свидетелем всех университетских в честь него оваций» (История Академии II, стр. 137) [10]. Как ученик Афанасия Прокопьевича Щапова, Петр Васильевич на первых порах довольно близко держался щаповских приемов преподавания и его программы, составляя лекции в форме руководительных синтетических очерков разных сторон русской исторической жизни, но вместе с тем он старался сглаживать крайне народническое и одностороннее направление щаповской программы. Скоро молодой преподаватель-историк повел преподавание по собственной программе и лично выработанному методу, сделавшись истинным украшением кафедры русской, особенно церковной, истории в Казанской академии. Скажем словами4 одного из старейших сослуживцев Петра Васильевича, земляка, знавшего его по Академии еще в 60-х годах, Я.А. Богородского [11], выразившего мысли и чувства всей академической семьи при оставлении Петром Васильевичем Академии. Петр Васильевич своей личностью возвысил блеск академической кафедры. Целое поколение сидело пред этой кафедрой и с захватывающим, никогда не ослабевавшим интересом слушало его спокойное, но выразительное (говорящее) чтение, развертывавшее пред слушателями картины протекшей жизни и уяснявшее сокровенные законы движения этой жизни. Студенты всегда считали лекции Петра Васильевича как бы праздником: в них чувствовалось что-то освежающее, поднимающее дух, возбуждающее мыслительную деятельность и удовлетворяющее эстетическим запросам души. Понятно, что опускать такие лекции у студентов считалось признаком крайнего нерадения. Аудитория Петра Васильевича всегда была полна, когда он читал обязательный курс истории Русской Церкви. Со своей стороны, сам лектор не жалел труда для аудитории; он никогда не шел на лекцию без предварительной подготовки накануне, несмотря на то, что совершенно специализировался в своем предмете. Петр Васильевич тщательно обрабатывал свои лекции, почему они очаровывали слушателей гармоническим соединением обильного фактического материала с художественной обработкой его. В своих лекциях он старался воскресить русскую историческую, в частности церковную, жизнь и представить ее в живых и праведных картинах.

К кончине заслуженного ординарного профессора Казанской духовной академии Петра Васильевича Знаменского

К кончине заслуженного ординарного профессора Казанской духовной академии Петра Васильевича Знаменского

Исторические лица в мастерских характеристиках лектора-художника представлялись слушателям не в форме сухих мумий, ничего не говорящих уму и сердцу, напротив, они одухотворялись, оживлялись мыслью и чувством и говорили сами о себе, о своих деяниях и скрытых причинах своих поступков, которые (причины) понимал лектор благодаря своему необыкновенно развитому историческому чутью. Петр Васильевич умел понимать не только деятельность исторических лиц, но вместе с тем постигал психологию и их поступков. Историческое и художественное чутье часто помогало ему дорисовывать неясные картины русского прошлого. Само собой понятно, что напряженное внимание аудитории при слушании таких лекций нисколько не ослабевало, и память слушателей не обременялась. В аудитории Петра Васильевича неизменно царило вдохновенное спокойствие, и бодрое, даже веселое настроение слушателей, при наличности которых легко усваивался предлагаемый исторический материал, очищенный, обработанный, систематизированный, всегда находящийся во внутренней органической связи с предлагаемыми историческими образами или уясняемой исторической идеей. Даже самые сухие материи Петр Васильевич передавал живо и увлекательно. В немногих положениях и выводах своего глубокого ума и несколькими меткими штрихами своего художественного слова Петр Васильевич умел осветить целые исторические эпохи.

Серьезное отношение к лекциям и всегдашняя тщательная подготовка к ним у Петра Васильевича сказывались, между прочим, в том, что он никогда не читал лекций без тетради. Но чаще тетрадь у него только лежала пред глазами совсем не раскрытой или раскрытой не на том месте, где следовало читать. Петр Васильевич читал приготовленную лекцию наизусть, хотя слушателям казалось, что он читал ее по тетрадке. В аудитории он держался необыкновенно скромно и даже как будто робко.

В течение 36 лет он всякий раз входил на лекторскую кафедру с каким-то душевным волнением, считая профессорскую кафедру местом священным и боясь уронить ее в глазах слушателей-студентов, которых обыкновенно называл «нелицеприятными» и «чуткими» критиками профессорских чтений.

То, что сказано о лекциях Петра Васильевича, вполне применимо и к его учено-литературным трудам, доставившим ему всероссийскую известность. Ученые труды Петра Васильевича «оставили неизгладимый след на умственной жизни Казанской академии. Если не первые по времени, — говорит проф. Я. А. Богородский, — то наиболее других они содействовали повороту от первоначального формально-диалектического направления умственной деятельности к научно-историческому, сделавшемуся отличительным для Казанской духовной академии».

В своих церковно-исторических ученых работах Петр Васильевич шел самостоятельно и, если так можно выразиться, параллельно с покойным знаменитым русским гражданским историком Василием Осиповичем Ключевским [12]. Лично они почти не знали друг друга5, но в науке были друзьями и всегда письменно приветствовали один другого, обмениваясь своими новыми учено-художественными творениями. Последним приветствием Василия Осиповича была его телеграмма по случаю исполнившегося 50-летия учено-литературной деятельности Петра Васильевича, в которой писалось: «Сердечный привет досточтимому Петру Васильевичу с глубоким уважением и пожеланием еще много лет обогащать своим трудом русскую историческую науку. Ключевский». Но ни тому, ни другому из ученых друзей не суждено было исполнить в прежней мере святое пожелание.

Как самостоятельный и талантливый исследователь, Петр Васильевич «открыл и осветил многие углы в протекшей русской жизни, остававшиеся до него темными; он установил новые точки зрения на отдельные эпохи и на общий ход русской церковно-исторической жизни, удовлетворяющие чувству объективной правды, согретый теплыми лучами православия и просвещенной любви к Отечеству».

В своих ученых трудах Петр Васильевич между прочим разъяснил вопрос о научном методе в разработке истории религиозных верований русского народа, его церковного быта, в истории русского приходского духовенства, которое он воскресил и печальное бытие которого явил миру в своей замечательной докторской диссертации. История русского духовного низшего, среднего и высшего просвещения не только учено, но еще художественно выяснена в его капитальнейших трудах «Духовные школы <в России до реформы 1808 года>», «История Казанской духовной академии» и в кратком замечательном очерке «Основные начала духовно-училищной реформы в царствование императора Александра I». А сколько глубоких и руководящих мыслей внесено им по тому же вопросу о русском духовном просвещении в серьезных и внимательных рецензиях на сочинения по вопросам о духовной школе, составленных по поручению академического совета, Учебного комитета при Св. Синоде и Академии наук. При всех недочетах в русском церковном школьном образовании Петр Васильевич высоко ставил духовную школу и признавал неоспоримую заслугу ее перед русским человеком и для государства, не говоря о Церкви и духовенстве и православно-богословской науке.

Его предсмертным завещанием, в личных беседах по поводу современных событий, было горячее желание сохранить самостоятельной духовную школу в виде духовных училищ, семинарий и особенно академий, которые всегда стояли на высоте своего призвания по разработке церковно-богословских и исторических вопросов, на пользу Православной Церкви. Не имея ничего против изменения программ и постановки самого богословского образования в православном духе, он желал видеть самостоятельную духовную школу всесословной и находящейся в ведении церковной власти. Церковная власть, со своей стороны, должна приложить все старание к тому, чтобы духовная школа в ее ведении служила широкому богословскому образованию и воспитанию в христианском духе, а не узкоклерикальным целям, иначе она потеряет под собой почву для дальнейшего существования.

В своих ученых трудах Петр Васильевич старался поставить в причинную и логическую связь явления русской церковноисторической жизни с общим ходом русской государственной, общественной и народной жизни. Достаточно для этого указать на его чтения из истории Русской Церкви за царствование Екатерины II и Александра I. На таком характере ученых работ Петра Васильевича, несомненно, сказалось десятилетнее преподавание им в Академии совместно русской гражданской и церковной истории. Историю Русской Церкви он понимал как важнейшую часть русской истории вообще — государственной, общественной и религиозно-культурной — и чужд был мысли полного разрыва между Церковью и государством на Руси с их интересами, некогда не только близко соприкасавшимися, но и совпадавшими. Русское государство выросло и окрепло под сильным влиянием и при содействии Церкви, которая давно могла быть самостоятельной, но это было бы не в интересах русской государственной и общественной жизни. Вот почему Петр Васильевич как ученый-исследователь все явления русской религиозной и церковной жизни рассматривал в связи с общими условиями жизни и роста русского народа, следя постоянно за тысячелетним развитием христианского учения и усвоением его массой русского народа, не исключая мелких народностей, вошедших в состав Русского государства и Русской Церкви. Он всячески старается проникнуть в психические, бытовые и общественные основы всех насельников Русского государства. В изучении истории России вообще Петр Васильевич основывал свои выводы на предварительном рассмотрении культурно-экономического и общественного развития всех слоев русского народа, а не одного крестьянства, как это делал учитель Петра Васильевича Афанасий Прокопьевич Щапов и историки-народники 60-х годов.

В своих ученых изысканиях Петр Васильевич один из первых в 60-х гг. прошлого века обратил внимание на значение экономических факторов в истории русского народа, но по складу своего глубоко философского ума и благодаря широте образования он не вдался в крайности исторического экономизма в жизни русского народа, обращая внимание и на другие высшие явления в духовной жизни народных масс — именно на развитие религиозно-нравственное и культурно-общественное не только коренного русского населения России, но и мелких народностей, которые у нас принято называть инородцами.

Миссионерско-культурный инородческий вопрос, в его самом широком смысле, всегда интересовал Петра Васильевича, почему он много раз литературно отзывался на миссионерское дело в Казани, особенно в последние годы своей службы и литературной деятельности, когда не стало приснопамятного апостола и просветителя русских восточных инородцев — Николая Ивановича Ильминского (сконч. 26 дек. 1891 г.) [13]. Из трудов Петра Васильевича по миссионерскому вопросу можно назвать «На память о Николае Ивановиче Ильминском» (Казань, 1892 г.). Это лучшее слово из всего сказанного поныне о Николае Ивановиче, до самой кончины бывшем другом Петра Васильевича, с которым Николай Иванович всегда делился своими думами, намерениями, радостями и горем по вопросам миссии. В 1894 году Петром Васильевичем напечатана статья «О татарских переводах христианских книг» (Рус. арх., 1894 г.); в 1896 году он принимал самое деятельное участие в издании писем Н. И. Ильминского к крещеным татарам; в том же году напечатал идейный некролог о. Василия Тимофеевича Тимофеева [14], происходившего из природных татар-крестьян, состоявшего заведующим крещенотатарской школой в Казани, основанной Николаем Ивановичем и любимой Петром Васильевичем. Помянутый теплым словом Петра Васильевича о. Василий Тимофеевич был ближайшим сотрудником Н. И. Ильминского. Петр Васильевич лучше всех понимал смысл и значение системы Николая Ивановича по просвещению русских восточных инородцев и следовал его идеалам в своих статьях о просвещении инородческих масс.

Он всегда близко стоял к казанскому братству святителя Гурия Казанского и миссионерским курсам в Казани, выражая свои отношения к Курсам, кроме материальной помощи, постоянным обогащением библиотеки Курсов своими книгами соответственно задачам и целям миссионерского образования.

Не останавливаясь на других предметах учено-литературной деятельности Петра Васильевича, скажем кратко, что, кажется, не осталось ни одного вопроса в русской церковной истории, которого бы не коснулось его перо. Петр Васильевич неустанно следил за развитием и ходом русской исторической науки, почему всегда стоял на высоте требований от историков. Правда, он не был завзятым архивистом по нынешним требованиям разработки русской истории, но как критик высоко ставил архивные изыскания и с присущим ему умением пользовался ими для своих преимущественно синтетических работ, протекавших вдали от столичных и богатейших провинциальных архивов. Впрочем, литературные и вещественные памятники русской старины всегда интересовали его. Он прекрасно знал русские летописи и все книжные сокровища богатейшей Соловецкой библиотеки, находящейся при Казанской академии, как главный редактор ее Описания. В его литературных работах встречается не одна статья, составленная по архивным первоисточникам. Можно указать статьи: «Иоанн Неронов» (1869 г.) [15], «Описание Седмиозерной пустыни» (1869 г.) [16], «Сергей Шелонин — один из малоизвестных писателей XVII века» (1882 г.) [17], «Произведения Соловецкой письменности, относящиеся к личности Филиппа Московского» (1883 г.) [18], «Шестоднев Афанасия Холмогорского» (1883 г.) [19], «Житие Варлаама Керетского» (1893 г.) [20] и пр. др.

Продолжение следует...

Примечания

...

Вернуться к списку

Последние добавления