Раифские были: мы едем в Раифу

«Раифа по тебе плачет». Слова эти, брошенные директором школы в адрес неисправимого хулигана, двоечника и второгодника, давно стоящего на внутришкольном учете, а также и в детской комнате милиции, не были пустой угрозой. Решение комиссии по делам несовершеннолетних давало «путевку» на исправление трудному подростку в «грозную Раифу». То была крайняя мера наказания.

Теплым июньским днем 1959 года наш экскурсионный «ЛАЗ» вез нас на экскурсию в загадочную и пугающую Раифу. Автобус петляет среди дремучего леса и, неожиданно, останавливается. Двадцать пять пар ребячьих глаз устремляются в сторону непроходимого болота, из-за которого, на фоне холодно глядящего неба, вырисовывались изрядно порушенные, окутанные колючей проволокой, кирпичные, давно небеленные стены, деревянные вышки часовых по углам. Наш физрук Василий Григорьевич поясняет: «Вот она, Раифская колония. Там ваш Шмелёв сидит. Доигрался, вот теперь баланду хлебает. Была б моя воля, и вас кой-кого за компанию не мешало бы туда отправить». Рыжего верзилу Шмелева, безнадежного второгодника, его кулаки и зуботычины мы все помним. Помним, как он держал в страхе весь школьный двор. В который раз, не перешагнув рубеж 4 класса, он, наконец, бесследно исчез, ко всеобщей радости и покою.

Но мы едем не в детскую тюрьму, куда так просто не пускают. Нас сегодня принимают в пионеры, и не где-то в душной пионерской комнате школы, а на могиле чекистов, которые, как нам объяснили, погибли за наше счастливое детство. Неожиданно кто-то кричит: «Глядите! Лось, лось на болоте». Действительно: с кочки на кочку, проваливаясь и резво выскакивая, скачет молодой лось. «Из колонии сбег!» — кричит кто-то, и автобус оглашается дружный хохотом.

Продолжение следует