Из воспоминаний казанского священника об отце Иоанне Кронштадтском

20 декабря минувшего [1908] года телеграммы сообщили печальную весть о кончине известнейшего пастыря русской церкви — отца Иоанна Кронштадтского. Сколько воспоминаний вызвало это известие во всех, хотя бы несколько знавших эту светлую личность!

Я не буду характеризовать незабвенный нравственный облик почившего, его жизнь и деятельность, — все это в той или другой степени известно верующим русским людям. В настоящем случае я считаю не бесполезным предложить вниманию своих собратьев почти в буквальной передаче речи отца Иоанна, сказанную им пастырям в городе Сарапуле 21 июня 1904 года.

До Сарапула, куда я приехал для свидания со своими родственниками, я не был лично знаком с отцом Иоанном. Узнавши, что отец Иоанн приехал в Сарапул на три дня и будет служить здесь, я попросил местного Преосвященного Михея разрешить мне сослужить отцу Иоанну. Разрешение охотно было дано. И мне представилась счастливая возможность видеть Батюшку и в Богослужении.

Отслужив Литургию в соборе и на другой день в мужском монастыре, предполагая на следующий день выехать из Сарапула, отце Иоанн предложил сослужащим ему и всем съехавшимся почтить его священникам собраться вечером того дня в здании духовного училища для прощальной братской беседы.

Пастырь-подвижник

Такое неожиданное предложение, разумеется, всеми было принято с радостью и к назначенному часу все были в сборе. Для пришедших были открыты церковь, актовый зал и некоторые из классных комнат. Беседа предполагалась в зале, где для этой цели был накрыт длинный стол с вазами фруктов, а в особых комнатах приготовлен был чай. Очевидно, беседа предполагалась довольно продолжительная и в самой простой домашней обстановке. Но к великому огорчению ожидавших отца Иоанна, он, правда по независящим от него обстоятельствам, явился на собрание только в 9 часов вечера. Чтобы не быть задержанным толпой, он был проведен в зал не главным, а боковым входом, со двора, и, по желанию его, на беседу никого не допустили кроме лиц в священном сане. Быстро занявши место за срединой большого стола, отец Иоанн тотчас же начал свою речь. Его речь, насколько можно было запомнить ее, была следующая:

Вы, дорогие мои братья, конечно, слышали, что я прославлен в России, что меня часто ищут и приглашают помолиться о больных, бесноватых и в разных других случаях. Я езжу, молюсь и «повелицей Своей милости» Господь дарует исцеления. Во многих людях со слабой верой эти исцеления вызывают удивление и даже недоверие, тогда как на самом деле этого и не должно бы быть. Чтобы понять это, достаточно припомнить слова Самого Спасителя, Который сказал: «если будете иметь веру хотя бы с горчичное зерно и скажете горе сей: перейди отсюда туда, и она перейдет; и не будет ничего невозможнаго для вас» (Мф. 17, 20); и в другом месте: «истинно, истинно говорю вам: о чем ни будете просить от Отца во имя Мое, даст вам» (Ин. 16, 23). «Просите и дастся Вам». Молитва доступна каждому; следовательно, каждый и мог бы получить от Бога и дар исцелений, но при непременном, конечно, условии — веры и чистоты. Я же в меру сил своих всегда заботился о том и другом.

В частности же, как создавалась моя слава, которой я не искал и которая сама шла за мной, и как я приобретал силу в молитве, я расскажу Вам.

В Кронштадте жила одна простая, но верующая и добродетельная женщина, по имени Прасковья Ивановна, родом костромичка. Она несколько раз просила меня и уверяла, что, если я помолюсь за ее больных родственников, то они исцелеют. Я стал молиться. И они, действительно, исцелились. Об этом случае она не только не умолчала, но даже и опубликовала его. Правда, я не хотел этого, но так как это исцеление было совершено не моей силой, а силой Божией, то я и не считал себя в праве заграждать от избытка сердца говорящие уста ее. Таким образом, этот случай исцеления стал общеизвестным и породил молву. Что же касается лично до меня, то он еще более укрепил мою веру и, так сказать, наглядно убедил меня в том, что Бог близь нас и что Он, действительно, скоропослушлив и многомилостив. После этого стали приглашать меня и к другим больным все чаще и чаще. Я молился усерднее и настойчивее и мои молитвы сопровождались новыми знамениями милости Божией. При этом в ряду исцелений были поразительные случаи, когда Господь воздвигал от одра болезни таких больных, которые земными врачами безнадежно приговаривались к смерти.

Молитвой я изгонял и бесов и изгнал их бесчисленное множество. Но были случаи, когда я их не мог изгнать, когда они прямо и дерзко заявляли мне: «мы — самые главные... мы начальники духов... не выйдем...» И несчастные в страшных мучениях так и помирали бесноватыми. Конечно, и их можно бы изгнать, так как бесы трепещут пред именем Христа, но я оказывался слаб потому, что по роду приходской службы своей, за постоянными разъездами по больным для напутствований, я не имел возможности ни уединиться, ни помолиться более или менее продолжительное время, ни попоститься, и вообще не мог надлежащим образом подготовиться к борьбе с ними, а между тем «род сей ничим же исходит, токмо постом и молитвой».

Мы, други мои, всегда ведем борьбу с духами злобы поднебесной, и только благодаря диаволу, «который человекоубийца бе искони», совершается в мире столько нравственных падений и «мир во зле лежит». Духи злобы преследуют нас своими кознями на каждом шагу, действуя преимущественно на наши внешние чувства и возбуждая через них соответственные страсти. Они всегда нападали и нападают и на меня; ни днем, ни ночью я не знаю от них покоя. Конечно, я не видел их глазами, потоку что бесы, с целью скрыть свое бытие, не являются людям в видимом образе; но я всегда чувствовал их уязвления и искушения, хотя молитвой и всесильным именем Христа всегда их отражал и побеждал. Особенно много мне пришлось испытать искушений и соблазнов в начале моей службы при совершении таинств крещения и миропомазания и даже при совершении величайшего таинства святой Евхаристии, но с течением времени они уже не были для меня так назойливы и я освободился от них.

Кроме исцелений больных и бесноватых, моей известности много способствовало и то, конечно, что заветы Христа я всегда старался и стараюсь проводить не на словах только, а на деле — в жизни своей. А это самое главное, чем каждый пастырь может привлечь к себе внимание и доверие своих пасомых, а через это и подчинить их своему влиянию и авторитету.

Свое общее духовное развитие я начал прежде всего с самопознания; я старался разобраться в себе и отметить все доброе и худое. Для большего же над собой контроля, анализируя свои мысли и чувства, я тотчас же переношу на бумагу более заслуживающие из них, т. е. я вел и веду дневник своей духовной жизни. А так как я пишу его только в минуты озарения, то он и для вас может быть далеко не бесполезен.

Что же касается моей частной жизни, то я, братие, живу, как и все живут: я не держусь аскетизма. Но не подломайте, что я считаю его чем-либо недостойным подражания. Может быть для меня было бы и полезнее жить в аскетической обстановке, но условия моей службы лишают меня возможности быть аскетом.

На вопрос одного из присутствующих, чем объясняется его глубокая сосредоточенность в молитве, не смотря на то, что в служении, особенно соборном, нередко бросаются в глаза разные непорядки, — не зависит ли это от его усиленного подготовления к службе, не читает ли он особых своих молитв, или не вошедших в канонники, — отец Иоанн ответил: «отчасти это объясняется моей привычкой служить в разных местах и с незнакомыми лицами; главным же образом это зависит от того, что во время служения, особенно Литургии, я всегда считаю себя грешнейшим и немощнейшим из людей и в эти минуты я бываю блаженнейшим человеком. Не отличается чем-либо особенным и мое приготовление к богослужению. В настоящее время я и не всегда имею возможность прочитывать все положенные каноны, или так называемое «правило». Но я всегда прочитываю все молитвы вечерние, утренние и пред причащением непременно сам читаю утренний канон дневному святому, а на воскресные дни люблю читать канон Живоначальной Троице, положенный на пятидесятницу. Но, конечно, все это прочитываю очень внимательно и прочувствованно».

Далее, на вопрос, как бороться с унынием в деле пастырства, проистекающим, во-первых, от сознания своей собственной греховности, во-вторых, от хульных помыслов, которые появляются иногда в самые священные минуты и, в-третьих, от уныния, которое приходится переживать при виде торжествующего в мире зла, — отец Иоанн сказал: «всякое унынеие — дело диавола и с ним нужно бороться. Уныние не должно иметь места даже при сознании собственной греховности, как потому, что «никто же свят, токмо един Бог», так и потому, что дело пастырства, или учительство церковное есть прямой долг наш, на который мы призваны и уполномочены церковью и от которого мы не в праве отказываться, даже при сознании своей собственной духовной немощи. Эта мысль и должна отгонять всякое уныние и ободрять пастыря. «Не вы мене избрасте, говорит Христос, но аз избрах вас и положих вас, да вы идёте и плод принесете» (Ин. 15, 16).

Что же касается хульных помыслов, одолевающих служащих даже во время богослужения, то это прямо от недостатка веры в них. Борьба здесь не нужна и даже, пожалуй, вредна; их просто следует презирать и подавлять в самом же начале, так как они того только и заслуживают. Истинно и горячо верующего человека хульные помыслы никогда до уныния довести не могут.

Другое дело — уныние от торжествующего в мире зла. Подобное состояние и мне приходилось переживать. Но с существованием зла необходимо мириться, помня то, что так уж Премудрому Богу было угодно, чтобы в мире добро и зло жили рядом и что Он, как всемогущий, ему только ведомыми путями силен и зло обратить в добро.

За поздним часом отец Иоанн закончил на этом свою речь, пожелав присутствующим успеха в нелегких, но драгоценных трудах, на ниве Христовой.

Эта речь, как сказанная в высшей степени просто, убежденно и задушевно, произвела на присутствующих самое благотворное впечатление. После нее чувствовался особый подъем духа и было приятно возвратиться к своей пастве на новые труды.

***

Впечатления священника Аристарха Сперанского от его служения с праведным Иоанном Кронштадтским мы опубликуем уже завтра.